ГРИШИН ИВАН ТИХОНОВИЧ

РАССКАЗЫВАЛ МНЕ ОТЕЦ О ВОЙНЕ

Николай Гришин, Сузун 

Заозерный

Отцу не исполнилось и восемнадцати лет, когда пришла повестка из военкомата. Шел второй год войны. После обучения в полковой школе под Красноярском, в Заозерном, где готовили младших командиров, ему предложили остаться и заниматься подготовкой вновь прибывающих бойцов. Но сержанту Ивану Гришину очень уж хотелось на фронт. Зря старый полковник убеждал, что настоящая война совсем не похожа на книжную: Иван настойчиво просился на фронт.

И вот уже Заозерный позади, позади Сибирь и Урал. Чем ближе их эшелон двигался на запад, тем отчетливее проступало то, что называется войной. Ночные зарева пожаров. Встречные поезда с санитарными крестами на вагонах. Из вагонов смотрели люди в окровавленных бинтах, на костылях. Смотрели понимающе на необстрелянных солдат.

Белая церковь и Крым

Их эшелон подходил к Восточной Украине, когда налетели самолеты. Рев пикирующих бомбардировщиков, разрывы, крики раненых, свист осколков. Все горело кругом. Отец прижался к железнодорожной насыпи. Выжили тогда немногие. Потом были долгие фронтовые дороги в составе 1255 противотанкового полка Третьего Украинского фронта. Отец был командиром орудия.

Бои на южных подступах к Киеву были особенно ожесточенными. Враг понимал, что освобождением города Белая Церковь дорога на Киев будет открыта. Минные поля, доты, резервные части гитлеровцев. Штурм начался новогодней ночью и продолжался до четвертого января. Отвоевывали позиции и отходили, по приказу вновь шли в бой. Отступившие немцы оставили совершенно разрушенный город. В мае 44-го – яростный штурм Сапун-горы. В памяти отца осталась мощная артподготовка нашей артиллерии, облако разрывов и дыма. Девятого мая был освобожден Севастополь, до Победы оставался год.

С уважением отец вспоминал о командире батальона. Ближе к западной границе они попали в окружение. Помня приказ «Ни шагу назад», их комбат, немолодой капитан, решал, что делать. Для капитана эта война была уже не первой: взяв на себя всю ответственность, он приказал выходить из окружения. Под покровом ночи красноармейцы через болота и кусты пробирались к своим. Они сумели выйти к линии фронта. Командир сохранил жизни бойцов, которые тут же встали в строй.

Приказ - «Вперед»

А под ногами топь и чахлые кусты болота

От роты остается взвод

Вся полегла в бою пехота

Кругом уже сгустилась мгла

Нет худшего выходит положенья

Непроизвольно мысль сама

Диктует обреченность окруженья

И все. Теперь, как ни крути

Раз выпала такая «Фишка»

Плен замаячил впереди

За отступление так же - «вышка».

Ну кто же в этом виноват

Раз видимо судьба такая

Решил в обход идти комбат

Остатки роты сохраняя

И под покровом темноты

Прислушиваясь к голосам чужим

Через болта и кусты

Взвод пробирается к своим.

На утро снова был в строю

Вновь получив приказ – «Вперед»

Шел в бой за Родину свою

Комбатом сохраненный взвод.

Кишинев

В одном из боев под Кишиневом весь расчет орудия сержанта Гришина погиб. Хоронили здесь же, в воронке от снаряда. Его, присыпанного землей, тоже сначала посчитали убитым. Он узнал об этом в госпитале, контуженный, раненный в ногу.

В кишиневском эвакогоспитале рядом с ним оказался Летчик. Раненый, он успел выпрыгнуть на парашюте из подбитого самолета. Из-за ранения и пережитого летчик потерял речь. Отцу не спалось ночью от боли, и однажды он услышал, как сосед разговаривает во сне. Отец явно расслышал слово «мама» и тут же разбудил раненого: «Ты говоришь, я только что слышал!» Летчик смотрел непонимающе, взяв в руки листок, написал, что ничего не помнит.

После госпиталя отец воевал в составе того же фронта в должности замкомандира взвода стрелковой роты.

Югославия, Венгрия, Австрия

Потом были страны Европы. Запомнились югославские партизаны, спускающиеся с гор. Красноармейцев встречали, как братьев, обнимали. Будапешт, величественный дворец парламента и Дунай.

Среди трагизма войны бывали и курьезные случаи. В Австрии после боя их взвод вошел на территорию какого-то разбитого предприятия. В одном из цехов отец увидел разбросанные ящики. В них лежали темно-коричневые бруски величиной с буханку хлеба. Он подумал, что это сургуч. Рядом пожилой боец со словами: «Сургуч, говоришь», - взял один брусок и откусил от него. Так сержант-сибиряк узнал, какой величины и формы бывает шоколад.

Хорошо запомнилось отцу прибытие к ним на фронт маршала Жукова. Штаб находился в большом здании, похожем на театр. Главнокомандующий поднимался по высоким ступеням и заметил молодого солдата, который старался не попасть на глаза маршалу. Георгий Константинович подозвал его к себе и спокойно сказал побледневшему бойцу: «Меня не нужно бояться, я ведь такой же солдат, как и ты».

В Вене встретил отец сообщение о Победе. Служба в послевоенной Австрии, освобожденной Румынии продолжалась три года. Очень хотелось на родину. Отец демобилизовался в сорок восьмом году и вернулся в родной район. В селе Лушники, где родился, работал он в совхозе, жил скромно. Наград высоких не имел, только медали «За отвагу», «За взятие Будапешта», «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» Представление к ордену Красной Звезды за отражение танковой атаки так и затерялось в хаосе военного времени.

Рассказывал мне отец о войне, когда случались в моей жизни трудные вопросы. Его слова помогали найти правильные ответы. Пусть никогда не сотрется память о тех, кто на своих плечах вынес все тяготы той страшной войны.