ЗАКОВРЯЖИНО МОЕ…

На этот раз я ехала в село Заковряжино с каким-то странным ощущением свободы. Мне казалось, что этим состоянием я была обязана своим студентам – их было 20 человек. Мы ехали в фольклорную экспедицию. Но ведь прежние приезды (и тоже со студентами) такого ощущения не давали. Что же произошло на этот раз? Что стояло за этой встречей с моей деревней Заковряжино, случившейся жарким июлем 1982 года? Это я пойму не сейчас и не здесь.

А пока я сижу в райисполкоме у секретаря Евтюхина, и мы пытаемся вместе дозвониться до моей деревни. Нужен автобус, чтобы отвести студентов со всем их громоздким скарбом – магнитофонами, гитарами и т.д. В Заковряжине сегодня торжество – 60-летие председателя колхоза Петра Антоновича Губернова. Но автобус пришлют обязательно.

Поезд, где едут ребята, прибывает ночью, а пока я брожу по краешку дремучего сузунского бора. Поезд, автобус… – мы и не слыхивали всего этого, когда 29 лет тому назад топали по этим же самым сузунским дорогам, надеясь только на попутную машину. Нас было четверо, выбравших Сузунский район. Больше всего доставалось мне за название моей деревни, которую никто в глаза не видывал. У всех деревень были названия как названия: Бобровка, Битки, Шипуново, а у моей – Заковряжино.

Никому в голову не приходило, что между названием деревни и моей фамилией так много общего, что через год на одном городском совещании меня объявят так: «Выступает учительница Заковряжина из села Горюхино».

…Автобус на месте. Студенты знают, что едут в мою деревню. Будет ли у них своя, такая же, как моя Заковряжка, обретут ли они в первой своей деревенской школе смысл всей своей дальнейшей жизни?

Им весело и забавно. Их преподаватель возвращается в свою молодость…

Еще несколько лет тому назад я думала, что прожила еще одну жизнь: жизнь в аспирантуре, городской школе, знаменитой ФМШа Сибирского отделения Академии наук СССР, хлопотливое доценство на кафедре психологии. Было в этой жизни много хорошего и плохого, но были и надсад, и суета, было глупейшее желание вернуть хоть в какой-то форме свою заковряжинскую жизнь. Сколько раз я приезжала назад, сколько раз пыталась вернуться. Но ни от случайных, ни от запланированных поездок не приходило чувство возвращения. Это не случалось даже 20 лет тому назад, когда я привезла 10 человек на двухмесячную практику. Как влетело мне за нее, эту самовольную практику в сельской школе, а теперь она вменена нашим Минпросом в обязательность (каких чудес не бывает на свете!). Нет, ни Заковряжка, ни та Горюхина, которая учительствовала здесь, не давались мне. Они словно отделились от меня самой и жили совершенно независимой, самостоятельной жизнью. Я стала приезжать в свою деревню вроде как крадучись. Мне было нестерпимо стыдно за что-то очень дурное, что было, конечно же, связано с моим отъездом. Но ведь я не убежала. Приглашение в аспирантуру, в которую я не рвалась, пришло само собой, и поступление свершилось как будто не по моей воле. Я год не брала своей трудовой книжки. Мне казалось, что так я скорее вернусь. Я все время суетилась, что-то хотела объяснить, но в поведении моем было нечто похожее на заискивание. Перед кем и за что, я не могла понять, но и сладить с собой не могла. Несколько лет я не приезжала в деревню совсем. Но что-то случилось на пороге моего пятидесятилетия. Я ловко повернула все дела с фольклорной практикой в свою деревню.

* * *

Иногда мне кажется, что я только за тем и возвращалась на сузунские дороги, ведущие в мою первую и главную на всю жизнь деревню Заковряжино, чтобы теперь, спустя почти три десятилетия, сказать всем людям, бывшим рядом со мной, – спасибо.

Фольклорная практика студентов нашего педагогического института подходит к концу. Ребята заняты подготовкой прощального концерта. Распорядитель – первокурсник Костя Бурдаков. Я запомнила его постоянно колдующим над магнитофонными записями. Перед концертом он вдруг совершенно серьезно сказал: «Итак, программу открываете вы, Эльвира Николаевна. Это будет ваше обращение к деревне, где вы учительствовали, к людям, с которыми вместе прожили не один год, ну, знаете, такой эмоциональный мосточек, к нам, нашему появлению на сцене. Нет, нет отказа быть не может. Неужели вам нечего им всем сказать? Все равно когда-то сказать надо…».

Какой это был страх – выйти на сцену. Как тяжело на этот раз далось мне публичное слово. В течение получаса я казнилась прилюдно. В проходах стояла зеленая молодежь, родившаяся уже без меня. В зале сидели мои добрые сельчане и утирали слезы кончиком головного платка, когда я вспомнила нашу совместную жизнь.

* * *

Перед отъездом мне вдруг стало ясно: я никогда и никуда не уезжала из моей деревни Заковряжино. Ничего, что мне понадобилось много сил исколесить столько дорог, прожить столько жизней в десятках других сел, чтобы однажды утром постичь одну-единственную мысль: ничто в мире не бывает вразброс. Ничто в мире не бывает случайно. Важно, чтобы в главную пору твоей жизни – в юности! – случилось событие, которое определит судьбу. Ускорение жизни задается однажды и навсегда. Очень хочу, чтобы им, моим студентам, так повезло с их первой школой, первым домом, первой деревней. Деревней на всю жизнь.