ОТ АВТОРА

Эта книга посвящена памяти моего единственного сына, который ушел из жизни в возрасте 30 лет.

Книга содержит три раздел:

1. Стихи, частушки

2. Небольшие рассказы на житейские темы – о любви и предательстве, о человеческих отношениях, о счастливых и несчастных моментах жизни; сказки для взрослых.

3. Очерки о путешествиях

Отдельно хочу сказать о стихах. Я писала их всегда, но мой архив не сохранился. Они появлялись тогда, когда мне было очень плохо или наоборот – очень хорошо.

Мои стихи – это моя боль и моя радость, мои страдания и мое счастье. Они прошли через мое сердце и мои нервы. Я написала их тогда, когда не писать уже не могла. Это не просто рифмы, это крик моего сердца.

Пройдет время, уйду из жизни я, но останутся мои стихи, сказки, очерки, новеллы, в которых рассказывается о тех же чувствах, житейских радостях и невзгодах, о всем том, что волнует людей всегда.

И, может быть, читая, вы невольно улыбнетесь или, наоборот, вам взгрустнется, и вы почерпнете что-то для себя, увидите мир в не столь мрачном свете, и вам захочется улыбнуться утреннему солнышку или вечернему закату. Вы поймете, что все проходит. А главное - всегда надейтесь на лучшее. Мысли о плохом, плохое настроение притягивают к себе все негативное, и наоборот, уверенность, что все изменится к лучшему, даже если очень плохо в данный момент, помогут вам. Мысли, слова материализуются, поэтому думайте и говорите почаще о хорошем.

Любите жизнь - это такой роскошный подарок небес. Радуйтесь каждому дню, часу, мгновенью — они неповторимы, наслаждайтесь или цените их, не растрачивайте на такие мелочи, как месть, зависть, злоба.

Будьте добрее к себе и к людям

СТИХИ

О, если бы нашел я воплощенье

И выразил хотя б не все, хоть часть

Того, что значат чувства, увлеченья,

Дух, сердце, разум, слабость, сила,

Страсть.

Д.Г. Байрон

Благословляю

Благословляю этот мир-

Обитель для всего живого.

Благословляю каждый миг

Преображения земного.

За каплю утренней росы,

За пробужденье на рассвете,

За проведенные часы

На этой неземной планете…

Памяти сына

Не забыть твоих глаз сиянье –

И улыбку, и шелк волос,

Приезжаю теперь на свиданье –

Над могилой, под сенью берез.

Ты явился на свет в моих муках

И, кометой сверкнув погас.
Не оставив мне даже внука,

Не увидев свой звездный час.

Ты прожил на земле лишь тридцать

Безутешно коротких лет.

Я осталась – без крыльев птица.

И на сердце - ожога след.

Остро ранят воспоминания,

Боль змеею в душе легла.

И шепчу я, как заклинание:

«Не сумела. Не сберегла».

Жизнь люблю

Жизнь, как зебра, в полоску –

Постоянно рябит,

То как будто волшебный

Колокольчик звенит

То ударит наотмашь,

Не жалея, с плеча –

Постараюсь невзгоды

Одолеть сгоряча.

Что же ждет меня завтра –

Звездный час или крах?

Чтобы ни было – снова

Побеждаю свой страх.

Не жалею, не плачу,

О былом не скорблю.

Пусть что будет – то будет.

Жизнь, тебя я люблю!

Одиночество

Сердце сжалось от боли

От звенящей тоски,

Слезы рвутся на волю,

Ударяя в виски.

Отмечаю потери

Да морщинок следы,

То не жизни метели,

А лишь отзвук беды.

Я заложница рока,

В этом мире - одна,

Постарела до срока

Горечь, выпив до дна.

Отчего же так сталось

Что, живя и дыша

Тело только осталось,

Умерла же душа.

Не бойтесь начинать с нуля

Начну с начала, начну с нуля.

Оставлю в прошлом все сгустки зла.

Оставлю в прошлом печаль и боль,

Чтоб сделать ставку на новый «ноль».

Подставлю солнцу свое лицо,

Вобрав в себя лишь любви кольцо

И крикну миру: «Как я люблю

Людей и землю, и жизнь свою!»

Оставлю в прошлом все корни зла,

Начну с начала, начну с нуля…

Как щедра ты, судьба моя

Я пью жизнь,

как в песках Сахары

Пьют последний глоток воды,

Хоть желанья еще

Не стары

И с судьбой я пока на «ты».

Ах, прожить бы еще десяток

Лет – не месяцев и не дней,

Получит бы вперед, как задаток,

Обещанье судьбы моей.

Погулять бы еще по лесу,

Птичьи слушая голоса,

Да не видеть бы лжи завесу,

Да беде не глядеть в глаза.

Я во сне до сих пор летаю,

Попирая людской устав,

Я свою оставила стаю,

К новой стае еще не пристав.

Каждый день – как последний подарок

Всякий раз получаю я.

Ах, как светел, он нежен и ярок,

Как щедра ты, судьба моя!

Воспоминание

Как кружение снежинок

Пролетели года…

Только помню я танго,

Что звучало тогда.

Как сияла улыбка

И дрожала рука.

Это старое танго

Не забыть никогда.

Не спеши старость

Вот опять полоса неудач.

Навалилась на плечи усталость.

Но твержу я себе: «Не плачь»,

Это просто стучится старость.

Ах, как больно и горько стареть!

Оттолкнуть бы, отбросить вялость.

Я не буду себя жалеть,

Разве только самую малость.

И опять пересилю себя,

Чтоб вернулись любовь и радость.

Обману, обойду тебя –

Не спеши ко мне в гости, старость.

Бабье лето

Закружило меня бабье лето

Завертело, ожгло огнем.

Я с тобой затерялась где-то

В этом мареве голубом.

Ах, как гроздья рябин алели

И в ладонях, и у лица,

И как пламя костра, горели

Наши губы и наши сердца.

Пусть хоть коротко, нежно, зыбко,

Но отныне мне все нипочем.

Лишь на миг одарило улыбкой

Бабье лето звенящим лучом.

Весенние настроение

Я спешу, я томлюсь,

Беспричинно смеюсь,

От весны и от солнца шалея,

Нетерпеньем горю

И себе говорю:

«Ничего нет на свете милее!»

Нет милее весны

Когда зори красны,

Когда хочется петь и влюбляться,

Когда все –это мне,

Жизнь прекрасна вдвойне,

Жалко с ней расставаться.

Когда сердце стучит,

Пульс сильнее частит,

А тебя не трясет малярия –

Что же это тогда?

Иль душа молода,

Или просто – гипертония.

Весенняя шутка

Мне радостно – тревожно,

Совсем лишилась сна

Поверить невозможно:

В Сузун пришла весна.

Опять ее встречаю я,

Вот времечко бежит,

А ведь уже не чаяла,

Как зиму пережить.

Заботы хвори – немощи,

Я ожила с весной,

Я не прошу о помощи

Весеннею порой

С утра торчу на грядках я

Согнувшись пополам,
Считается зарядкою

Посадочный бедлам.

И все еще не верится

Проказнице – весне…

А мысли так и вертятся

Уж не влюбится ль мне.

Ах, как в нас женщина живет

Пусть нам сейчас уже не 40,

И на закат уж поворот,

Но жизни зов, как прежде молод.

Ах, как в нас женщина живет.

Пусть по утрам трудней подняться,

И давит груз дневных забот,

Но не отвыкли мы смеяться,

Ах, как в нас женщина живет.

То пульс, а то давленье

Нам знак тревожный подает,

Но живы мы на удивленье,

Ах, как в нас женщина живет

И хочется стройней казаться,

И отрешиться от забот,

И хочется еще влюбляться,

Ах, как в нас женщина живет

Нам подбодриться, нарядиться,

И уж походка – от бедра

Увы, покой нам только снится,

Вторая молодость пришла!

Я еще на свете поживу

Отзвенели, отыграли росы

И уплыл сиреневый туман

И никто меня не просит:

«Спой мне, мама, про любовь обман»

С каждым разом все сложней подняться,

Все трудней держаться на плаву,

И красивой, молодой казаться,

К сожаленью, я уж не могу.

Давят грузом прожитые годы,

И воспоминанья жгут огнем,

Неужели лишь одни невзгоды

Мне остались в будущем моем?

Но пытаюсь я сопротивляться,

Из последних сил держу удар,

Вдруг еще от жизни, может статься,

Получу желанный, щедрый дар.

И надеясь, что не все прожито,

От судьбы я вновь чего-то жду,

Твердо верю – снова встречу лето,

Что еще на свете поживу.

Когда…

Когда врачи пытались склеить

Мой позвоночник, и тело сшить,

То было трудно во что-то верить,

А главное, что буду жить.

Когда слезы катились от боли,

И не было сил ни стонать, ни кричать,

А только уколы, уколы, уколы –

И только сознанье, что надо встать.

Когда месяцами лежишь без движенья,

А впереди беспросветный мрак,

Не потерять бы к себе уваженья,

И не позволить остаться так…

Колесо жизни

Кажется, недавно все было очень

славно,

Полноводною рекою жизнь текла так

плавно.

И ни стрессов, ни забот, пульс не бьет

тревогу,

Но как-будто черный кот перешел

дорогу.

Все пошло и вкривь и вкось, через пень

колоду,

Все размылось, разлилось, словно

в непогоду.

Но твержу себе сама, будто я

двужильная:

«Эй, подруга, не робей, ты же баба

сильная».

Предал друг, что ж не беда, значит

не был другом,

Остальное - ерунда, не горюй,

подруга,

Не грусти, что денег нет, что

трудна дорога,

Что не мил уж белый свет...

подожди немного.

Потерпи, и все пройдет, прочь уйдут

печали.

Все проходит, грусть уйдет - начинай

сначала.

Ты находишься внизу. Набекрень все

съехало?

Не пускай, мой друг, слезу - колесо

поехало.

Летние огородные страдания

Наш огород живее стал,

Взойдя на летний пьедестал.

Вокруг все в зелени, в цвету,

Все призывает нас к труду.

С зарей встаем и в огород,

Забота спать нам не дает.

Жара, как в Африке, стоит,

Коль не полить, то все сгорит.

Но что посажено - растет,

А уж трава - так буром прет,

Пока полола грядку я,

Часть огорода заросла.

Сейчас должны мы отдавать:

Полоть, рыхлить и поливать,

А тут еще сюрпризец ждал –

На нас заморский гость напал.

И собираем мы пока

Лишь колорадского жука,

Но вот надежда все же есть,

Что он не все, паршивец, съест.

Но кроме тягот и забот

Дает и радость огород:

Салат не сходит со стола,

И ягод уж пришла пора.

А там, глядишь, осень придет —

Нас урожай хороший ждет,

И будут на зиму соленья

И заготовки, и варенья.

Гимн ночи

Ночью звездной встречаем мы праздник

Самый лучший на нашей Земле,

Дед Мороз - этот старый проказник

Напророчит нам счастье в судьбе.

Ночь в 17 лет так быстротечна,

А вот в 70 — очень длинна.,

Но, как день, на Земле она вечна

Так бывало во все времена.

Пусть сейчас для нас ночи - мученье,

Гложет боль иль тоска-маета,

Но ведь были ж и ночи веселья,

Ночи страсти, любви до утра.

Вы бессонницу-ночь не кляните,

На нее не держите вы зла,

А примите ее, полюбите,

И в ответ она будет добра.

Ночь волшебницу, ночку шальную,

Даже ту, где печалью живу,

Принимаю ее любую

И любую - благодарю!

Сладкий сон наяву

Вновь зима на пороге,

Прошло лето едва.

Снова сердце в тревоге:

Что несет мне судьба?

Что мне в жизни осталось:

Может год, может годы?

Гложет сердце усталость.

Помогите мне, боги!

Помогите осилить

И болезни и слабость,

Помогите вернуть

Жажду жизни и радость.

Радость ранних рассветов

И весенней капели,

Озаренья поэтов,

Что в душе моей пели.

Пожелать мне еще бы...

Да желаний не счесть,

Ну, а главное, чтобы

Сохранить то, что есть.

Позабыть бы потери

И удары судьбы,

Пусть уносят метели

Невеселые дни.

А оставят лишь радость

От того, что живу...

Подарите мне, боги,

Сладкий сон наяву.

Почистим перышки, подруги

Почистим перышки, подруги,

Нальем шампанского в бокал

И, позабыв про все недуги,

Поищем радости причал.

И пусть на сердце нет кольчуги,

Нам руки опускать нельзя.

Почистим перышки, подруги,

Встряхнемся, милые друзья.

Отбросим все свои заботы,

Оставим все свои дела,

Нам расставаться нет охоты,

Коль дружба крепко нас свела.

Ну что нам годы иль болезни,

Что ядовитые слова?

Давайте лучше грянем песни,

Ведь жизнь всегда во всем права.

Почистим перышки, подруги,

Идет по-крупному игра

Почистим перышки, подруги,

И в бой за счастье, за себя!

Частушки

Я частушки-нескладушки

Вам сегодня пропою.

У меня четыре мужа –

Всех подружкам раздарю.

Мы старушки-веселушки,

Мы и пляшем, и поем

В нашем хоре ветеранском

Даже замуж выдаем!

Наш маэстро плодовит,

Ночью он почти не спит:

Ничего вокруг не слышит,

Только музыку все пишет.

Речка катится широко,

Волны бьются в берега.

Посмотри, какого Галя

Отхватила муженька.

Ах, какая наша Галя,

Просто в золоте алмаз,

Век тому не отвертеться,

На кого положит глаз.

Все соседи говорят:

Мужики у нас на «ять»

Все в них было бы отлично

Только трезвых не видать.

Муженьком я похвалилась:
И красив он, и умен,

А подружка согласилась:

«И в постели не дурен»

«Не спешите, девки замуж» -

Хоть тверди, хоть не тверди

Я вот в третий раз попалась,

Разъедрит твою туды!

Хоть уже мне шестьдесят,

Но, верьте иль не верьте,

Молодым я фору дам

Храбрые – проверьте!

У меня в Сузуне есть

Маленькая дача

Тащат все, кому не лень,

А я тружусь, как кляча…

Отчего, спросили бабы,

Я с утра уже пою?

У меня сегодня праздник:

Ожидаю пенсию.

Для всего честного люда

Раз в году – День смеха,

А для нас, пенсионеров,

Каждый день – потеха.

Раньше было разговоров

О парнях да ухажерах,

Но сменились темы те,

Лишь болезни на уме.

Не грусти, моя подружка,

Горю, мы поможем,

Заведем себе дружков,

Ведь лежать-то можем.

Завели с тобой, подруга,

По любезному мы другу,

Оказалось, что деды

Тоже лишь лежать могли.

В магазинах изобилье,

Да в карманах пусто

Выручают только нас –

Картошка да капуста.

Ну, а мы не унываем,

На судьбу не жалимся,

То попляшем, то споем,

О жизни не печалимся.

Что нам старость - ерунда,

Нам и горе - не беда

Нас не сломят и болезни,

Была б душа лишь молода.

Небольшие рассказы, житейские истории, сказки

Все чудо:

Солнце, весны, зимы

И звезды, и трава, и лес.

Все чудо!

И глаза любимой-

Две тайны

Двух земных чудес

В. Федоров

Ветка мимозы

-Опять этот праздник, - с ожесточением подумала Ольга. Приближался оче­редной женский день, и она почувствовала бес­покойство, которое все­гда настигало ее при приближении праздника. В будни Ольга не тяготи­лась одиночеством, да и выходные дни с удоволь­ствием проводила в сво­ей маленькой квартиру отдыхая от суматошной работы, от толпы и спеш­ки. Иногда звонила ка­кая-нибудь подруга, и они устраивали "девишник", а иной раз на нее напада­ло желание все мыть, чи­стить, и физическая ра­бота снимала напряже­ние душевное.

Еще день рождения -куда ни шло: приходили подруги, собиралась компания, и действительно получался какой -никакой, а праздник. Но вот Новый год или восьмое марта - эти дни давно уже стали настоя­щей пыткой.

Она вспомнила прошло­годний Женский день. Мужчины подсуетились, подарили женщинам по флакону духов и по тра­диционной гвоздике. Духи до сих пор стоят не­распечатанные, она ими вообще редко пользова­лась и только своими лю­бимыми. А цветок какое-то время стоял на рабочем столе, как бы давая понять, что дома у нее цветов - пруд пруди. Весь праздничный день Ольга пролежала на диване, отключила телефон, включила телевизор. Чу­жое показное веселье и бьющая ключом радость хоть как-то отвлекали. Кто-то звонил в дверь, она не открыла, не хоте­ла никого видеть, ни с кем говорить.

Как-то так получилось; что при своих со всех сто­рон положительных каче­ствах: все при ней - и дол­жность, и жилплощадь, не бог весть что, но от­дельная, благоустроен­ная, и внешность - не поп-модель, правда , но глазу приятно, да и хозяй­ка - вполне, а вот мужи­ки как-то обходили сто­роной, за версту чувство­вали, видно, эмансипиро­ванную натуру, да и ум не старалась прятать - вот и получай свое одиноче­ство, ешь его полной гор­стью взахлеб. Сын давно отделился, живет в дру­гом городе сам по себе. Не заметила, как про­мелькнула бездумная, когда-то казалось, веч­ная молодость. А сейчас вот уж и лет под ... в об­щем много, и как ни кру­ти, а так иногда хочется прислониться головой к мужской, пусть и не ши­рокой, груди, почувство­вать на своих плечах крепкие мужские руки, что впору запрокинуть голову, да завыть тоскли­во, протяжно и долго.

И в этом году на работе мужики подарили по гвоздике, но отошли от традиций и преподнесли еще и по коробке кон­фет. Женщины накрыли стол, появились бутылка шампанского и бутылка водки, после пары рюмок стало не то, чтобы весе­лее, но шумнее уж точно. Ольга, как обычно, ушла раньше других, по-анг­лийски, не прощаясь, чтобы не ставить подчи­ненных мужчин в щекот­ливое положение от обя­занности провожать на­чальницу.

День опять. вознамери­лась провести на диване. Но поднялась почему-то рано, и вдруг захотелось выйти на воздух, прогу­ляться, нырнуть в толпу, праздничную, разноголо­сую. Быстро оделась и пошла по уже подтаяв­шему снегу, подставив лицо ласковому весенне­му солнышку.

Навстречу шел молодой мужчина с огромной охапкой мимозы. "Счаст­ливая!" - подумала она о женщине, которой пред­назначался букет. Встре­тилась глазами с мужчи­ной и вдруг услышала:

-С праздником! А это вам.

И в ее руке оказалась ветка мимозы. От расте­рянности не успела даже сказать спасибо. Ей так давно уже никто из муж­чин не дарил цветов, именно ей, лично. Она шла по улице и несла, как флажок, это желто-зеленое чудо, подносила к лицу, вдыхала тонкий, еле уловимый аромат, и сердце прыгало от счас­тья. Ольга никогда не ду­мала, что такая мелочь может вызвать столь бурные чувства. Она улы­балась, хотелось петь, смеяться, поздравлять всех вокруг с праздником, хотелось выкинуть что-нибудь эдакое сногсши­бательное, дерзкое, бес­шабашное.

"Жизнь продолжается, господа! У меня еще бу­дет небо в алмазах!" -мелькнула мысль.

-Фу, какая банальность, - произнесла она вслух и радостно засмеялась.

Вечное чудо природы – четыре времени года

Весна

Как прекрасно, как удивитель­но это время года, несущее нам буйство красок и запахов! Весна-сангвиник, как милый, очаровательный ребенок во всем ищет радость, на все гля­дит с улыбкой. Она машет сво­ей волшебной палочкой, и жизнь начинает пульсировать в каждой веточке, каждом ко­мочке земли. Вот и красавица-березка начинает охораши­ваться и примерять нежный, воздушный наряд из клейких трепещущих листочков и разве­шивать, любуясь, праздничные, нарядные сережки.

Мы идем по улицам, и нас оку­тывает, одурманивает льющий­ся со всех сторон запах цветущей черемухи этого бело-зеле­ного покрывала. А вот уже и яб­лоня, ирга, смородина оделись в свои нежно-пенные наряды невест. Начинается царство цветов и запахов: тонкий аро­мат незабудок и ландышей, всполохи огоньков и тюльпа­нов, необычный цвет и великолепие ирисов. А на очереди ожидание сиреневого чуда.

Проснулись реки, речки, ру­чейки и устремились куда-то, бегут, не останавливаясь, не замирая. Воздух наполнен пис­ком, говором, щебетанием. Мы любуемся этим праздником жизни, пробуждения, входим в это царство неги и очарования. И невольно возникают в памя­ти слова песни: "Как прекрасен этот мир, посмотри!"

Волшебница - весна заставля­ет нас хоть на миг забыть все невзгоды, невосполнимые потери и удары судьбы. И радость жизни, ожидание чего-то светлого, яркого, необычного охватывает нас, наполняет все наше существо.

Лето

И вот уже лето перехватило эстафету. Что может быть пре­краснее этого многообразия

палитры во всем: в яркой зеле­ни полей, в роскошном наряде лесов, в безмерной синеве неба, озер и рек, в красочной, разноцветной короне радуг. Лето во всем проявляет свой холерический характер: то зах­лестнет, одурманит жарким зноем, напоит - не надышать­ся - разнообразием запахов, то обрушит шумный ливень с рас­катами грома, сверканиями молний. Темперамент, задор, неуемность. И мы готовы под­чиниться этому стремительно­му ритму, нас тянет на приро­ду, все труднее усидеть дома, мы стараемся всё успеть, за все ухватиться, переделать массу дел: украсить свой дом, вырастить необыкновенные овощи и красочные цветы, по­бродить по лесу, побывать на реке, пообщаться со старыми друзьями и обзавестись новы­ми, кому-то посчастливится махнуть за тысячи километров от своего дома. Нас все время что-то подгоняет, подхлестыва­ет, куда-то несет. Откуда-то по­является энергия, затухают хро­нические болезни, мы чувству­ем себя моложе и сильнее. Сколько дел мы успеваем пе­ределать за это время! А сколько глупостей наделать!

Мы жалеем о скоротечности лета, но природа мудра, она уже готовит для нас передыш­ку.

Осень

Осень - это жертвенный кос­тёр природы. Вокруг - золото и багрянец. Особенно похожа на костер рябина: вот уж природа расщедрилась на красные тона и резные листья и гроз­дья ягод, все пылает.

А как преобразилась наша знакомая березка: из нежной, застенчивой девушки весной и кудрявой, белоствольной, пол­ной сил молодой женщины ле­том она превратилась в яркую, вызывающе нарядную, но не менее притягательную и в чем-то загадочную, зрелую женщи­ну поры "бабьего лета" - хоро­ша, глаз не оторвешь.

Но несмотря на буйство ярких красок, на преобладание крас­ных и золотистых тонов, во всем чувствуется увядание, все готовится ко сну, к длинной су­ровой зиме. Лесные жители, большие и маленькие, готовят свои зимние квартиры - нору, дупло, берлогу, запасаются провиантом. Кто-то из перна­тых подался в теплые страны, а кто-то наоборот из более северных мест перебрался в наши края на зимовку.

И вот уже слезы природы -дождь, все чаще текут из потем­невших глаз неба, и ветер набирает силу, срывая наряды с притихших деревьев. Поздняя осень, осень-меланхолик всту­пает в свои права.

Зима

Иногда она появляется как-то нерешительно, сделает не­сколько шагов и отступит назад, совершая не одну попытку заб­рать бразды в свои руки. А иног­да врывается, как бы запыхав­шись, опаздывая, захватывает власть в одну ночь, разбрасы­вая белые одежды и меха на­лево и направо - окутывает, припорашивает, сковывает. Пользуясь почти одним белым цветом, она умудряется укра­сить окна такими узорами, та­ким тончайшим калейдоско­пом, такими живописными картинами, что стоишь, любу­ешься и только ахаешь: "Вот это художник!"

И все-таки зима - это флегма­тик, более спокойная, более сонная, располагающая к ти­шине и уюту. Но и она порой проявляет живость: взмахнет расшитыми серебром рукава­ми, начнет взбивать свою пуши­стую перину, рассыпав ненаро­ком пушинки-снежинки, и ле­тят они, кружась и танцуя, звез­дочками искрясь в лучах неяр­кого солнца. А спутник зимы -дед Мороз, суровый мужчина, старается показать свою власть, наводит порядок, наво­щит до блеска дороги, оденет в панцирь реки, осыпет куржаком мохнатые сосны и ели. А то вдруг расшалится и начнет заигрывать с девчонками да молодками, разукрасит алым цветом щеки, пощипывает нос и уши, бросит пригоршню сне­га в глаза. Ах, проказник!

Но вот на половине пути зима вдруг начинает просыпаться, прихорашиваться и меняет сво­его старого спутника на нового, молодого, дарит нам празд­ник-встречу. И мы вместе с ней переходим в новый год, вос­крешая в себе явные и при­зрачные надежды, строя воз­душные замки и мечты. В нас возрождается вера в чудо, мы готовы убедить себя, что не все еще потеряно, что плохое уй­дет, растает, останется в про­шлом. Ведь впереди весна!

И пусть никогда не умирает в нас вера в себя, надежда на лучшее и любовь к жизни.

Двойное предательство

Когда-то эта история настолько потрясла меня, что надолго вы­била из колеи привыч­ной жизни. Мы были молоды, беспечны, жизнерадостны. Моя школьная подруга, Лена, собиралась выходить замуж, через месяц ей исполнялось восемнадцать лет. Она была влюблена, упива­лась своей любовью и боготворила своего из­бранника. А он был действительно хорош, и не просто красив, а изумительно красив. Все в нем было в из­бытке: волнистые, тем­ные, густые волосы, огромные карие, окайм­ленные длинными ресницами, глаза, яр­кие, капризного изгиба губы; высокий рост -природа была явно в ударе, создавая этот шедевр. К тому же Олег был на семь лет старше Лены. Мне и Лениной маме посто­янно приходилось выслушивать востор­женные рассказы не­весты о своем кумире.

Мамой Лены, Екате­риной Максимовной, мы, все ее подружки, просто восхищались. Она была всего на семнадцать лет стар­ше своей дочери и необыкновенно краси­ва: светлые, вьющиеся волосы; лучистые, не­бесной голубизны гла­за; ямочки на щеках и постоянная, какая-то загадочная улыбка на полных губах. Она пользовалась особым вниманием мужчин, и время от времени у Лены появлялся но­вый отчим. Отношения с дочерью были са­мые дружеские. Они делились любыми секретами и тайнами, что для меня было особенно удивитель­ным: между мной и моей матерью всегда была определенная дистанция.

Олега и Лену редко видели по отдельнос­ти. Они учились в од­ном институте, Лена - на первом, Олег - на последнем. Их буду­щее казалось безоб­лачным, радужным, светлым. Все знали о их предстоящей свадь­бе.

И вдруг однажды в середине дня Лена ворвалась ко мне бледная, с трясущими­ся губами, а в глазах такая боль, гнев, рас­терянность, что я ос­толбенела. Долго не могла добиться от нее ничего вразумительного. Через некоторое время появилась Ека­терина Максимовна, тоже взволнованная и расстроенная. Лена отказалась с ней раз­говаривать и идти до­мой.

Только глубокой но­чью, рыдая, Лена рас­сказала о случившем­ся. Неожиданно отме­нили последние два часа лекций, и Лена, не найдя Олега, по­ехала домой. Открыла своим ключом входную дверь и прошла в свою комнату. Ей пока­залось, что в комнате матери кто-то есть, подойдя к двери, она заглянула.

То, что увидела, по­вергло ее в такой ужас, что какое-то вре­мя она не могла поше­велиться, ноги нали­лись свинцом. Лена застонала, и только тогда ее мать и ее Олег отпрянули друг от друга.

Это был крах. Лена так и не простила ни свою маму, ни своего любимого. Молодость не прощает преда­тельства. А может быть, в этом она пра­ва?

Первое знакомство

У нее была почти бес­сонная ночь. Она вновь и вновь невольно воз­вращалась мыслями к предстоящему событию. Предстояла масса дел, надо все приготовить, привести себя в надлежащий вид. "Ну, что я так волнуюсь, - пыталась она себя успокоить, - обыкновенная встреча, простое знакомство, ко­торое вообще может оказаться без послед­ствий". Но возбуждение и волнение не проходили. Оставив бесполезные попытки уснуть, она под­нялась и прошла на кух­ню. "Займись-ка делом, дорогая, - приказала она себе, - и перестань себя накручивать".

Вчера поздно вечером сын вдруг неожиданно объявил:

-Ты знаешь, ма, завтра у нас будет гостья. Ты ведь давно хотела позна­комиться со Светланой.

Она вспомнила, что действительно раза два, полушутя, говорила сыну, подзывая его к телефо­ну:

-Познакомил бы нас.

-Если в этом будет не­обходимость, познаком­лю.

Значит, эта необходи­мость наступила, значит, это уже серьезно. И эта незнакомая девушка мо­жет стать, или уже стала, всем для ее сына... Она передвигалась по кухне, руки автоматически что-то делали, а мысли сно­ва и снова возвращались к подруге ее сына, может быть, будущей неве­стке. Какая она, какой характер, а главное, лю­бит ли сына? Ей вдруг захотелось уйти от этого знакомства, отказаться, отодвинуть этот день на неопределенный срок. "А если мы не понравим­ся друг другу, что тогда?" - который уже раз зада­вала она себе этот воп­рос. Значит, предстоит борьба за сына, за его любовь. Но в этой борь­бе в любом случае по­бежденным окажется сын.

Давно уже наступил день, сын поехал за Светланой, а ее мысли и она сама метались, как в клетке, не находя выхо­да, постоянно возвраща­ясь в тупик. А что, если она окажется распущен­ной, лживой, недоброй? Но сын, судя по всему, не считает ее такой. А может, он просто ослеп­лен, ничего не видит, не замечает? Что мне де­лать тогда, что предпри­нять? А почему я думаю о плохом, почему она не может быть нормаль­ной, хорошей девушкой?

-Все, хватит, - сказала она вслух, - надо взять себя в руки.

Она накапала в рюмку валерьянки и выпила, как вино.

-Встретим с открытым забралом, - произнесла решительно и пошла пе­реодеваться. Сделав легкий макияж, крити­чески оглядела себя в зеркало. "Для мамы та­кого взрослого сына я выгляжу очень даже не­плохо, несмотря на бес­сонную ночь", - решила она. Сервируя стол, ста­ла понемногу успокаи­ваться, оттаивать.

Дверной звонок заста­вил ее вздрогнуть. Она нервно оправила пла­тье, провела дрожащей рукой по волосам.

- Уф-ф! - резко выдохну­ла и кинулась к двери.

На пороге стояла не менее взволнованная, напряженная девушка с букетом роз.

-Здравствуйте, это вам, - голос прозвучал приглу­шенно, скованно.

- Здравствуйте, проходи­те, - чужое волнение по­действовало как-то успо­каивающе. "Надо же, цветы, мои любимые", - мысленно отметила она. Поблагодарив, пригла­сила в комнату.

Она вдруг поняла, что все хорошо, что страхи не оправдались, и ра­дость начала заполнять все ее отдаленные угол­ки, на душе стало легко и свободно. И не цветы, не волнения этой девуш­ки были причиной. Она перехватила взгляд Светланы, брошенный на ее сына. В нем были тревога, смятение, а главное - нежность, лю­бовь. Мать не могла ошибиться, в этом взгля­де была именно любовь. И это примирило с не­знакомой женщиной, ко­торая так же сильно любила ее сына, как и она сама.

Первая рыбалка

Рыбалка... Это слово волнует и будоражит меня, сердце убыстряет свой темп, как после не­большой пробежки. Я закрываю глаза и мыс­ленно переношусь на водную гладь в окруже­ние яркой зелени бере­гов, в тишину и умиротворенность.

Первая рыбалка. Ах, ка­кое это было удивитель­ное и неповторимое ощу­щение! И если кто-нибудь будет вам доказывать, что женщины равнодуш­ны или что у них патологическое отвращение к рыбалке - не верьте это­му! Женское отвращение вызвано частыми отлуч­ками мужа якобы на ры­балку, откуда он возвра­щается, как правило, в радужном настроении, в состоянии явного похме­лья и с таким количе­ством рыбы, которого не хватит, чтобы накормить даже кошку. Если подоб­ное явление повторяется часто, то у женщины при слове "рыбалка" начина­ется нервный тик.

... Tо, как я собиралась на свою первую рыбал­ку - это целая отдельная история. В общем, как на первое свидание.

Но вот мы на реке: со­бираем снасти, накачива­ем резиновую лодку, и - поплыли. Грести я научи­лась уже потом, и это ощущение, когда тебе послушны лодка, весла, река, ни с чем не сравни­мо.

Сначала мне предстоя­ло научиться насаживать на крючок червяка - вот это, пожалуй, было са­мым трудным. С великим содроганием, ужасом и трепетом взялась я за него - скользкого, извива­ющегося, и тут же выро­нила. Так что первую на­живку я насадила все-таки не сама.

Но вот удочка заброше­на, поплавок качнулся и замер, а я застыла в ожи­дании.

А вокруг такая красота: серо-голубая гладь воды, зелень берегов, всплески рыб, гомон птиц, квака­нье лягушек, а невдале­ке две цапли прохажива­лись вдоль берега.

Вдруг поплавок нырнул, раз, другой! Я вскочила, чуть не перевернув лод­ку, резко дернула удилище, что-то сверкнуло, вплеснуло, и... в руке ока­зался крючок без червя­ка. Ах, какая рыбина сорвалась. Ну во от такая!

И тут на меня накатил азарт. Схватила червяка, насадила его на крючок, не обращая уже внима­ния на выверты, и опять забросила удочку. Теперь уж я смотрела только на поплавок, нервы напря­жены до предела - то за­мираю, то ерзаю на мес­те. А поплавок, кажется, застыл навсегда.

И вот, когда в глазах уже зарябило, и захотелось послать все к черту, по­плавок вдруг нырнул. Я дернула удилище, и в руке у меня оказалась рыбка чуть больше спи­чечного коробка. Моя первая рыбина!

Начало было положе­но, так я заболела рыбал­кой.

А вечером костерок, ко­мары, уха, рыбацкие ис­тории и великолепный ля­гушачий концерт.

Нет, есть все же в на­шей жизни свои неболь­шие радости!

Зондирование по-нашенски

- Не нравится мне ваша печень, голубушка, - зая­вила участковый тера­певт, просмотрев резуль­таты анализов и пощупав мой правый бок, - при­дется зондироваться.

Утром следующего дня я и несколько таких же бе­долаг стояли у двери ка­бинета. Нас впустили всех сразу и распредели­ли по кушеткам. Симпа­тичная медсестра в бе­лом халатике подошла ко мне первой, держа в руках несколько метров резинового шланга в ми­зинец толщиной, кото­рый, как оказалось, на­зывался зондом.

- Будем глотать.

- Как, - испугалась я, - вот это все? Но в меня не поместится, я малень­кая.

- Поместится! Открывай­те рот и начинайте гло­тать.

И она энергично начала заталкивать в меня это резиновое приспособле­ние. Я поперхнулась на первых же сантиметрах.

- Дышите спокойно и глотайте, а я буду вам по­могать.

Легко сказать: "Дышите спокойно". Я попыталась взять себя в руки и нача­ла делать глотательные движения, даже заглоти­ла несколько сантимет­ров. Но тут мои внутрен­ности возмутились и вы­толкнули эту инородную, кишку.

- Ну, что же вы? - упрек­нула медсестра, - вы же не одна.

- Давайте со мной в пос­леднюю очередь, - попы­талась я оттянуть непри­ятную процедуру.

Медсестра занялась другими, а я начала на­страивать свой орга­низм, всячески убеждая и уговаривая себя. Наконец все уже лежа­ли умиротворенные на своих кушетках, и медсе­стре волей-неволей при­шлось заняться мной.

- Ну, видите, ничего сложного нет, надо толь­ко не волноваться и все будет нормально.

Я пошире открыла рот и начала глотать. Сначала все пошло хорошо, я, ка­жется, заглотила уже больше метра, но тут наша обоюдная торопли­вость свела на нет дос­тигнутые успехи. Я закаш­лялась, и зонд с неверо­ятной силой был исторг­нут из моих глубин. Так повторялось несколько раз. Мы обе были уже из­мучены, пот лился гра­дом, - из глаз моих кати­лись слезы, но мы снова и снова пытались водво­рить в меня эту прокля­тую кишку..

И вдруг, при очередной попытке, когда казалось, что сил у нас уже больше не осталось, появилась синхронность в действи­ях, и я начала заглаты­вать сантиметр за санти­метром уверенно и рав­номерно. Медсестра из­мученно улыбалась и по­вторяла с облегчением:

- Ну вот, ну вот видите, вот и хорошо, молодец. И вид у нее был необыкно­венно счастливый, как после преодоления труд­нейшего препятствия. А я мысленно поздравила себя с еще одной житей­ской победой.

Ах уж эти мужчины!

В обеденный перерыв мы сидели за ресторан­ным столиком, и моя дав­няя подруга с присущим ей темпераментом дели­лась своими семейными неурядицами.

- Представляешь, мы уже неделю с ним не раз­говариваем, поскандали­ли в первый же день его приезда с курорта. Стала разбирать его чемодан: все рубашки чистенькие, наглажены и пропахли женскими духами. А в за­писной книжке женские имена и телефоны. Нача­ла выяснять, кто и что, - чувствую, что врет. А по­завчера вдруг междуго­родный звонок, так он просто кинулся к телефо­ну и начал: "Э-э, мэ-э, да-а, хорошо", - и все в том же духе. Спрашиваю: "Кто звонил?" - "Да один зна­комый". А сам ни разу даже имени не назвал. Ну, у нас опять пыль до-по­толка. Каков подлец?

- Галочка, а давай мы у нас соберемся, - предло­жила я, - и отметим воз­вращение наших мужей с отдыха. Надо же вам как-то помириться.

- Да, я и забыла, что твой тоже отдыхал в санато­рии. У вас-то как, все нор­мально? Хотя он у тебя тихий, на других женщин и внимания не обращает.

- Не скажи...

- Ну-у?! Рассказывай!

- Да, в общем ничего особенного. Первую неделю звонил домой почти каж­дый вечер, жаловался, в конце недели сообщил, что взял билет на самолет на два дня раньше срока. Во вторую неделю позво­нил всего два раза, ска­зал, что ему некогда: дали дополнительные процедуры. В конце третьей не­дели пожаловался, что не мог дозвониться, но у него все нормально, лече­нием доволен, погода на­ладилась. Так что он решил сдать билет на само­лет, а купить на два дня позже. Но тут я его пере­била: "Послушай, дорогой, - говорю, - я рада за тебя, но постарайся меня по­нять. Ты сообщил мне о дне приезда, а сейчас со­бираешься задержаться - это наводит на опреде­ленные размышления. Пожалуйста, не переби­вай и не оправдывайся. Но прежде чем сдать би­лет, подумай, стоит ли рисковать нашими отно­шениями, идти на раз­рыв".

- Ну, ну и что дальше, ког­да он прилетел?

- Прилетел по ранее куп­ленному билету.

- И что он тебе расска­зал, почему собирался за­держаться?

- Я не спрашивала, мы об этом больше не разговаривали.

- Как, ты просто промол­чала и все? Ну, подруга, ты даешь.

- Галя, ты считаешь, что он рассказал бы мне всю правду? Допустим, расска­зал бы. А она мне нужна?

- И как у вас сейчас, все нормально?

- Более чем... Он пода­рил мне чудесные розы, привез великолепное вино "Мускат южный" и духи "Любимой". Может быть точно такой подарок он преподнес кому-ни­будь при расставании, но это уже не мои пробле­мы. Он сделал выбор. У нас была великолепная ночь, а утром, когда я еще лежала в постели, он при­нес мне чашку чудесного кофе и сказал: Ты - пре­лесть!" Ах, как приятно чувствовать себя победи­тельницей.

Да и много ли нам, жен­щинам, надо для счас­тья?

Талант быть женщиной

Задумывались ли вы когда-нибудь, что входит в понятие "наш дом", из чего складыва­ется та атмосфера, в которой мы живем, от чего зависит взаимопонимание в семье, почему в одном доме царит спокойствие и уважение друг к другу, а в другом каждая ме­лочь, ничтожное замечание вызывает взрыв, порождает нервозность?

Молодые люди практичес­ки не подготовлены к образо­ванию семейного очага, к тон­костям внутрисемейных от­ношений. На пороге семей­ной жизни они похожи на не умеющих плавать новичков, брошенных в бурные волны супружеского моря. Всю сложность семейной науки приходится постигать на соб­ственном горьком опыте, под­час с большим опозданием.

А хочется, чтобы молодые семьи умели избежать под­водных камней и рифов обид, недоразумений, непонима­ния.

Вот молодая жена в ожида­нии мужа приготовила вкус­ный ужин (кстати, это нема­ловажно - уметь хорошо при­готовить), она заранее на­строена на восторженную ре­акцию своего супруга, на его благодарность. А он пришел хмурый, неразговорчивый, съел все, что подала ему жена, не замечая ни вкуса еды, ни настроения жены. И вот вы на пороге возможного конфликта, ссоры.

Говорят, мир в семье зави­сит от женщины, и это в ос­новном так и есть. Мы более эмоциональны, не так прямо­линейны, более умны, чтобы не дать почувствовать это своему супругу, у нас более тонкая натура, а потому с нас и больший спрос.

Какой будет ваша реакция в указанной ситуации? К.со­жалению, в восьми случаях из десяти - это ссора, обида, недовольство друг другом. Таких моментов в семейной жизни будет масса, и если их не гасить в самом начале, то, как снежный ком, будет нара­стать недовольство, обида.

Однажды я познакомилась с уже немолодой женщиной, ничем, казалось бы, не примечательной, жительницей далекой прикарпатской де­ревни, о встрече с которой не могу забыть до сих пор.

Я вылетела на похороны своего свекра. Муж же остал­ся дома, так как не мог про­стить отцу его женитьбы пос­ле смерти матери. Когда я, наконец, приехала на место, похороны уже состоялись, и тогда-то я впервые увидела эту женщину. Меня в ней поразила прежде всего какая-то удивительная женствен­ность, мягкость, спокойствие, которое излучали ее глаза, улыбка, голос. Оказалось, что она похоронила уже третьего мужа. Все три могилы были тщательно ухожены, на каж­дой посажены цветы, возле каждой - скамеечка. И о каж­дом из своих спутников жиз­ни она отзывалась с удиви­тельной теплотой и уважени­ем.

А ведь я знала, сколько претензий и нареканий было у моей свекрови к своему мужу. И вдруг от этой женщи­ны услышала совершенно удивительную характеристи­ку умершему: какой он был и добрый, и внимательный, и трудолюбивый. Казалось, разговор шел совсем о дру­гом человеке.

Я задержалась у нее на не­сколько дней дольше, чем рассчитывала. Мне было просто приятно, безмятежно, спокойно в атмосфере ее дома, ее сада, пасеки.

И как ни странно, никто из односельчан не осуждал ее за частые замужества. На­оборот, мне рассказали, ка­ким счастливым, похорошев­шим, ухоженным был полто­ра последних года мой све­кор, живя с этой женщиной. И так было со всеми ее спут­никами, хотя до знакомства с ней они не пользовались осо­бым уважением земляков. И уже очередной претендент пытался завоевать ее сердце, а она отмахивалась, отшучи­валась, но все в деревне были убеждены, что она дол­го не будет одна.

Так что же так притягивало в этой женщине? У нее никог­да не было детей, но мате­ринский инстинкт был необы­чайно силен, и она с избыт­ком изливала его на своих спутников. Рядом с ней у мужчин проявлялись самые лучшие качества, и как бы исчезало все плохое, в них пробуждалась личность, их мужское начало. В ее доме никогда не было ссор, и меня удивляло, что она говорила улыбаясь: "Да не было при­чин". Так почему же у меня, у моих знакомых этих причин - хоть отбавляй? Может, мы просто чаще обращаем вни­мание на плохое, а она, на­оборот, видела только хоро­шее?

Такой удивительной жен­щины я больше не встреча­ла, но после этой встречи ста­ралась подражать ей в отно­шениях со своими близкими, хотя это ох как трудно.

Какой же это огромный, бо­гом данный талант - быть Женщиной!

Шутка с последствиями

Никогда Мария Иван на не считала первое ап­реля каким-то особенным и тем более праздничным днем.

Встречались, конечно, на ее жизненном пути знако­мые, которые из кожи лезли, чтобы в первый день апреля разыграть и одурачить окружающих, получая от этого какое-то непонятное удовлетворе­ние. Но даже и эти ве­сельчаки усмиряли свои порывы рядом с серьез­ной, тактичной и сдержан­ной Марией Ивановной. Кто бы мог подумать, что именно первое апреля однажды напрочь пере­вернёт ее устоявшуюся, вялотекущую, без взлетов и падений жизнь?

День этот начался, как обычно, с неотложных по­вседневных забот немоло­дой одинокой женщины: истопить печь, принести воды, накормить кур, при­готовить немудрёный зав­трак.

"Надо бы сходить в энер­гоучасток, заплатить за свет", - со вздохом подума­ла она, представив себе долгий путь по расхлёстан­ной, слякотной дороге. Дверной звонок застал ее почти на выходе. На поро­ге стоял сосед, которого она давно уже считала мужичонкой несерьезным и даже вздорным.

- Мария, я к тебе с очень большой просьбой, нужна твоя помощь. У тебя ведь сердце доброе, ты не от­кажешь в поддержке че­ловеку.

- Да что с тобой случи­лось?

- В том-то и дело, что слу­чилось не со мной. В беду попал совсем другой человек, и ему нужна женская помощь. Вот ад­рес, уж пожалуйста, сходи, не посчитай за труд. А он тебе сам все про свои не­счастья расскажет...

- Но почему именно я должна к нему идти?

- Так ведь нет у него здесь никого: он приез­жий, даже с соседями не успел как следует позна­комиться. Он не из тех, кто другим на шею хочет сесть и ножки свесить - вполне самостоятельный человек, так что особых каких-то трудностей у тебя не будет. Просто узнай, что там у него стряслось - и сама убедишься, что по­мочь ему надо. Я очень на тебя надеюсь!

На Марию Ивановну про­извело очень большое впечатление то, что обыч­но ухмыляющийся и сып­лющий затертыми остро­тами сосед на этот раз го­ворил с нею так искренне и серьезно, так стремился заручиться ее поддержкой и помочь почти незнако­мому попавшему в беду человеку.

Мария Ивановна взяла из рук соседа слегка при­мятую бумажку с адресом, прочитала название ули­цы.

- Ладно уж, мне все рав­но в ту сторону идти. По­гляжу, чем там можно по­мочь твоему страстотерп­цу...

Сосед с облегчением вздохнул, улыбнулся и как-то слишком уж поспешно ретировался.

Подойдя к указанному в бумажке дому, Мария Ивановна вдруг поняла, что в суматохе не спроси­ла даже имени хозяина. Но делать было нечего, раз уж пришла.

На ее звонок вышел крупный, высокий мужчи­на примерно ее возраста, на вид был он вполне здо­ров и благополучен.

- Вы ко мне?

- Наверное, к вам. Мне этот адрес дал мой сосед, Иван: сказал, что живуще­му здесь человеку срочно понадобилась помощь.

- Мне?.. А какой, соб­­ственно, Иван? - И видя растерянность неожидан­ной гостьи, незнакомец пригласил ее в дом:

- Давайте все-таки разбе­ремся, что к чему.

Мария Ивановна пере­ступила порог и протянула ему бумажку с написан­ным адресом, поведав подробности этой стран­ной истории. Выяснилось, что никакого упомянутого Ивана хозяин дома не знает и ни в какой помо­щи не нуждается, хотя действительно живет один, но на здоровье не жалуется.

- Как же так? - растеря­лась Мария Ивановна. - Я же ничего не придумала: вот адрес. И потом, он так горячо просил меня наве­стить вас...

- Постойте, - встрепенулся хозяин, - да вас, наверное, просто разыграли: сегодня ведь первое апреля? По­шутил ваш сосед, что в этом плохого?

- Пошутил?! - изумленно вскричала обычно сдер­жанная Мария Ивановна. - Да я за такие шуточки шалопаю этому голову оторву, он до конца жизни шутить разучится!

Ей было очень неловко перед незнакомым чело­веком, что вот так ввали­лась в его дом с этой ду­рацкой запиской и расска­зами про какого-то там со­седа Иванушку-дурачка.

- Ну вот что, - сказал хозя­ин дома, видя ее смяте­ние,- сегодня такой день, что на шутку обижаться не стоит. Будем считать, что вы у меня в гостях, а для начала давайте познако­мимся.

В энергоучасток Мария Ивановна в этот день не попала. А вот первоап­рельская шутка соседа обернулась делом серь­езным, с далеко идущими последствиями. Теперь Мария Ивановна и Павел Прокопьевич ежегодно отмечают первое апреля как самый дорогой и лю­бимый праздник.

Сюрприз для двоих

Новый год уже, можно сказать, сто­ял на пороге, а не просто стучался в дверь. И Галина наконец-то отправи­лась покупать елку. "Слава Богу, хоть шампанское доста­ла", - думала она, приближаясь к рын­ку. И хотя Новый год ей предстояло встре­тить в гордом одино­честве, но праздник есть праздник, тем более самый люби­мый.

Елочку она выбрала неплохую - не боль­шую, но пушистую, без проплешин. Доволь­ная, отправилась до­мой. Но вдруг... Ах, это "вдруг"! Сколько раз мы натыкались на него, как на стену, сколько неожидан­ных поворотов судь­бы начинаются за этим "вдруг"! Каблу­чок сапога Галины резко чиркнул по льду, нога описала в воздухе немыслимый пируэт, и Галина шмякнулась со всего маху под ноги прохо­жим. Попыталась сразу встать, но резкая боль в щиколот­ке пригвоздила к ледяному тротуару. Вокруг уже собира­лись люди, кто-то ста­рался ее поднять, ка­кой-то мужчина дота­щил до скамейки.

- Надо позвонить вашим домашним, чтобы за вами при­ехали. У вас есть дома телефон?

- Телефон-то есть, но домашних, как та­ковых, нет.

- Да, незадача. Не бросать же вас здесь.

И сердобольный представитель силь­ного пола в считан­ные минуты каким-то непостижимым обра­зом поймал такси, усадил Галину, за­толкал елку и сел ря­дом с шофером.

- В травмпункт.

- Огромное спасибо, но у вас, наверное, свои дела, я одна доеду.

- Ничего, мне не к спеху.

Врач заверил, что перелома нет, нало­жил жесткую повязку и отпустил восвояси. "Как же я сейчас до­берусь домой, да еще с елкой?" - рас­страивалась Галина. В коридоре ее вдруг подхватили чьи-то руки, и, обернувшись, она увидела своего добровольного по­мощника.

- Решил все-таки до­ставить вас домой.

Она оперлась на его локоть, и ей захо­телось, чтобы так было всегда, чтобы рядом было это креп­кое мужское плечо, а ее талию поддержи­вала уверенная муж­ская рука.

31 декабря ровно в 12 часов два бокала с искристым шам­панским сблизились в нежном звоне хру­сталя, и одновремен­но раздался один и тот же тост:

-За чудесный ново­годний подарок - за тебя!

Подарок

Приближение праздника чувствовалось во всем: в излишней торопливости снующих по магазинам людей, а сверкающих сквозь окна гирляндах на нарядных елках, казалось, даже воздух был пропитан ароматом праздника.

Клавдия Ильинична вышла из магазина, куда ходила не столько за покупками, сколько убить время и побыть на людях. Новый год она решила встречать одна, дочь с зятем в другом городе, подруги со своими семьями. Хотя кое-кто приглашал ее к себе, но она отказалась, а сейчас вдруг пожалела, что приходится возвращаться, в пустую квартиру и быть в такой вечер одной.

Внезапно она споткнулась, чуть не наступив на какой-то комочек, который вдруг зашевелился и запищал. Клавдия Ильинична нагнулась, и ей в руку ткнулся мокрым носом черный щенок.

- Ты чей?

Она хотела пройти мимо, но оглянулась – щенок ковылял следом. «Замерзнет», - подумала Клавдия Ильинична. Подняла его на руки, теплый язычок лизнул щеку.

- Ах ты господи, что же с тобой делать? – и уже знала, что не сможет оставить его на улице, а он поскуливал и пытался снова лизнуть.

- Вот это подарок. Ай да Дед Мороз! Ну, что ж пошли домой.

Она спрятала его на груди под пальто. Через некоторое время щенок перестал дрожать и притих. Клавдия Ильинична прижимала к себе этот теплый, живой комочек, и какая-то радость и нежность заполняла ее.

В 12 часов Клавдия Ильинична с бокалом шампанского наклонилась к своему уже сытому и сонному найденышу:

- С новым годом, Дружок! С новым счастьем!

Знакомство с лошадью

Кто не восхитится этими красивыми, умными и тру­долюбивыми животными? Кто откажется от более близкого знакомства с ними? Провести рукой по гриве, потрепать холку, угостить посоленным ку­сочком хлеба, заглянуть в огромные умные глаза. А уж представить себя, сидя­щим верхом на скачущей галопом лошади, - пик мечты, восторг, упоение!

Когда наш первый курс оказался в отдаленном со­вхозе на сентябрьских по­левых работах, моя мечта неожиданно обрела ре­альные формы. Утром представитель совхоза среди прочей разнарядки затребовал двух добро­вольцев для работы на ло­шадях, верхом. Не разду­мывая, я схватила за ло­коть подругу, сделала шаг вперед и выдохнула: "Мы".

Ах, как часто действитель­ность оказывается дале­кой от мечты. Лошадь, ко­торая мне досталась, по­казалась прямо-таки ги

Кто не восхитится этими красивыми, умными и тру­долюбивыми животными? Кто откажется от более близкого знакомства с ними? Провести рукой по гриве, потрепать холку, угостить посоленным ку­сочком хлеба, заглянуть в огромные умные глаза. А уж представить себя, сидя­щим верхом на скачущей галопом лошади, - пик мечты, восторг, упоение!

Когда наш первый курс оказался в отдаленном со­вхозе на сентябрьских по­левых работах, моя мечта неожиданно обрела ре­альные формы. Утром представитель совхоза среди прочей разнарядки затребовал двух добро­вольцев для работы на ло­шадях, верхом. Не разду­мывая, я схватила за ло­коть подругу, сделала шаг вперед и выдохнула: "Мы".

Ах, как часто действитель­ность оказывается дале­кой от мечты. Лошадь, ко­торая мне досталась, по­казалась прямо-таки гигантом. С моим полутора­метровым ростом заб­раться на нее было де­
лом довольно трудным. Мне казалось, что на каж­дой лошади обязательно должно быть Седло. И на мой скромный вопрос "А где же седло?" – раздался дружный смех.
- Вот тебе фуфайка вмес­то седла, - сказал брига­дир, набрасывая на ло­шадь что-то не совсем чи­стое, с торчащими клочка­ми ваты. Меня водрузили наверх и дали в руки две веревочки, тянущиеся от морды лошади. Бригадир хлопнул лошадь по заду и скомандовал:
- Но-о!

И тут я убедилась, что действительность вообще не имеет ничего общего с меч­той. При каждом шаге ло­шади я соскальзывала то влево, то вправо, руки вместе с веревочками упирались в ее шею, чтобы иметь хоть какую-то опору, а ноги, наоборот, не нахо­дя никакой опоры, болта­лись по бокам лошади. Моя подруга, испытывая те же муки, что и я, и кляня меня "на все корки", в течение первого же часа от­казалась от этого экспери­мента. А во мне заговори­ла гордость. Для начала я выбросила доставлявшую дополнительные трудно­сти фуфайку и постаралась более прочно утвердиться на этой подвижной плат­форме, уперев каким-то образом пятки в бока ло­шади. Кто-то подсказал: не ложиться на лошадь плаш­мя, а отклониться назад, и это оказалось действительно более удобным.

День подходил к концу, а я все еще каким-то непос­тижимым образом удер­живалась верхом на лоша­ди, мысли же были заняты только одним - дотянуть до конца рабочего дня. Наконец, вся бригада на телегах двинулась в село, а те, кто работал на лоша­дях, отправились следом. Тут у моей лошади кончи­лось терпение, и она, ре­шив показать, что она не какая-то кляча, с трудом переставляющая ноги, а резвое животное, рванула вперед, не обращая на меня никакого внимания. А я подскакивала и при­землялась все время в разных точках ее спины и невероятным усилием ста­ралась удержаться на ней.

Когда меня сняли с лоша­ди и поставили на землю, сделать самостоятельно шаг я уже не могла. Так бесславно закончилось мое первое знакомство с лошадью.

Воспоминание

Как круженье снежинок

Пролетели года.

Только помню я танго,

Что звучало тогда.

Как сияла улыбка

И дрожала рука...

Это старое танго

Не забыть никогда.

Елка сверкала и искри­лась, вся в блестящих иг­рушках, мишуре, гирлян­дах и всех тех необыкно­венных приспособлениях, которые созданы только для украшения новогод­ней елки. А вокруг было море огней, музыки, сме­ха. Праздник витал в воз­духе, обволакивал, кру­жил, волнами растекался по залу.

Она появилась в этом зале с предчувствием чего-то необычного, радо­стного, счастливого. Шла красивая, молодая, с си­яющими глазами, в эле­гантном праздничном на­ряде, уверенная, что все обращают на нее внима­ние.

Зазвучала музыка ее любимого танго. И вдруг появился ОН. Его рука не­жно легла на ее талию, и они поплыли на волнах чарующей мелодии, едва касаясь пола, и все вок­руг перестало для них су­ществовать. Сердце за­мирало от безмерной ра­дости, счастья, от безум­ных надежд, от любви.

Музыка завораживала, опьяняла, все казалось воздушным, нереальным. Ее рука касалась его пле­ча, а глаза видели только его восхищенный, удив­ленный, восторженный взгляд, его радостную улыбку.

Они кружились, кружи­лись, кружились, и каза­лось, что этому не будет конца, что этот Новый год, этот праздник будет с ними, будет в них все­гда...

Это старое танго

Не забыть никогда.

Несокрушимая жажда жизни

Тихо катятся слезы

от боли,

И нет сил ни стонать,

ни кричать.

И только уколы, уколы, уколы,

И только сознанье,

что надо встать.

Почему-то рифмы при­ходят чаще всего в самые тяжелые моменты жиз­ни или в минуты счастья.

Она лежала на дере­вянном щите с подве­шенной нижней частью тела на каких-то растяжках с гирями на концах и в промежутках между ди­кой болью, уколами и сном старалась восста­новить в памяти проис­шедшее. Странно, но еще за сутки до трагедии ее начали одолевать предчувствия несчастья, накатила тоска, без ка­кой-либо причины на ра­боте с ней случилась истерика. Все ее действия последующего дня каза­лись нереальными, странными и какими-то сонамбулическими, как во сне.

На этот день она офор­мила официальный от­гул, чего раньше никогда не делала, да и сейчас надобности в этом не было. Утром сходила на прием к специалисту в : поликлинику. Возвраща­лась по аллейке, прогу­ливаясь, до дома оставалось недалеко.

Вдруг она увидела подъезжающий к оста­новке автобус, и какая-то сила толкнула ее через

дорогу. Она бежала, а в мыслях мелькало: "Сей­час, вот сейчас меня со­бьют..." Она не услышала скрипа тормозов. Силь­нейший удар настиг ее, когда до автобуса остава­лось не более двух метров. Описав в воздухе дугу, она упала на спину и осталась лежать на до­роге. Вокруг собралась толпа, люди кричали, размахивали руками, что-то спрашивали. Ее погрузили на заднее си­денье какого-то автомо­биля и через несколько минут на носилках вне­сли в здание поликлини­ки, покинутое ею совсем недавно. Пронзавшая ее боль не давала сосредо­точиться. Откуда-то доносился голос, вызываю­щий шоковую бригаду и говоривший что-то о воз­можных переломах позвоночника и основания черепа, о сотрясении мозга.

"Нет, нет, это - не обо мне". Она старалась от­вечать на вопросы, но боль не отпускала даже после уколов.

Через несколько дней боль перестала вгры­заться в ее тело, начал проходить дурман от уколов и бесконечного сна. Она обнаружила себя в палате, лежащей на спине, вернее на ее верхней части, нижняя же была подвешана на матерчатом гамаке с ра­стяжками, гирями и дру­гими приспособлениями. Навещавшие ее друзья и соседи по палате стара­лись отвести взгляд, но она, осознав, что жива, постоянно улыбалась, чем еще больше приво­дила в смущение окружа­ющих.

- Ах, как хорошо ока­заться живой, как они этого не понимают! Я жива, жива, жива! - хотелось ей кричать.

А впереди были меся­цы неподвижности и долгие-долгие месяцы пребывания в корсажах.

- Я теперь черепаха, -шутила она, выписыва­ясь из больницы. Из гипсового тяжелого кокона высовывались только го­лова и конечности. Но она была уверена, что преодолеет все, потому что осталась жива, пото­му что в человеке зало­жено так много сил, упор­ства и несокрушимой, всепобеждающей жаж­ды жизни.

Первый прыжок

Этого события я ждала очень долго. Более того, я добивалась его всеми мыслимыми способами. Сначала не позволял возраст, и я ждала, когда мне исполнится восем­надцать. Потом оказа­лось, что я не выдержи­ваю минимальных пара­метров: не дотягиваю в росте до полутора метров и не добираю в весе до 50 килограммов. И я на­чала усиленно занимать­ся гимнастикой и есть больше мучного и слад­кого. Перед медицинской комиссией я наелась до отвала, а когда стали из­мерять рост, вытягивала шею так, что медсестра сжалилась: "Ладно уж, будем считать, что сто пятьдесят есть, а то еще шею свернешь." Я готова была обнять ее и расце­ловать от радости. На недобор в 800 граммов веса решили также не обращать внимания.

Так я оказалась курсан­ткой аэроклуба. После учебы на экзаменах по. теории - все пятерки. И вот долгожданный день наступил: первый пры­жок с парашютом. Утро ясное и морозное, на дворе - январь.

Под руководством инст­руктора сами собрали свои парашюты - основ­ной и запасной - и поехали на аэродром. Больше всего я боялась, что мо­гут отменить прыжки, - поднялся небольшой ве­тер, но все обошлось.

Первую группу (тяжеловиков) погрузили в само­лет, и мы увидели, как при заходе на второй круг стали отделяться от са­молета черные фигурки. Мое нетерпение было таким сильным, что я уго­ворила одного паренька поменяться со мной и попала в самолет со вто­рой группой.

Это был не только мой первый прыжок с пара­шютом, но и первый по­лет. Самолет набрал вы­соту и стал заходить на второй круг. Все молчали. "Встать, - сказал инструк­тор, - закрепить фалы! В это время открылась бо­ковая дверь, ворвался поток воздуха, и один за другим стали исчезать курсанты. Я подошла к двери и поняла, что мне придется сделать шаг в "никуда". Это не было похоже на прыжок с высоты в воду, там ты ви­дишь под собой что-то определенное. А здесь - шаг в "никуда".

И я шагнула...

Внутри ёкнуло, ветер ударил в лицо, и меня начало переворачивать вниз головой. Казалось, что прошла уйма времени. Вдруг - рывок. Подняв голову, я увидела над со­бой купол парашюта и небо. Я зависла под этим небом. А далеко внизу торчали веточки - дере­вья, вдали ползла гусени­ца - поезд, шевелились муравьи - люди. Немного в стороне, подо мной, виднелся верх купола па­рашюта.

Меня охватили дикий во­сторг, радость, счастье. Чувства распирали, иска­ли выход.

- Здравствуй, небо! - зак­ричала я и засмеялась, замахала руками, задры­гала ногами, попыталась при помощи строп раз­вернуться. Я раскинула руки и запела: "Чому я ни сокил, чому не литаю".

Появилось изумитель­ное ощущение полета, высоты, отрешенности от всего земного. Только я и небо. И я лечу над Зем­лей, лечу, лечу! Но вдруг земля стала стремитель­но приближаться, так что я едва успела пригото­виться к приземлению. Удар, я падаю не на бок, как по теории, а плашмя. Парашют под порывом ветра протащил меня не­сколько метров по снеж­ному полю, но мне как-то удалось справиться с ним, и когда подбежали люди, я уже была на но­гах.

Все закончилось. Но ос­талось удивительное, захватывающее ощуще­ние восторга и гордости за себя от всего пережи­того.

Проверка чувств

Вот уж действительно гово­рят: «Бес попутал». Жили себе тихо-мирно, так нет; ста­ла на меня, бабоньки, накаты­вать тоска не тоска, а какое-то беспокойство, сомне­ние что ли. «Вот мы, - ду­маю, - со своим Васили­ем Андреевичем уже не один десяток лет бытуем, и нет у нас ссор-перебра­нок, бурных сцен. Но и та­кой любви, о какой в книгах пишут или в фильмах показывают, тоже не наблюда­ется! А так иногда захочется услышать, - «Милая моя, лю­бимая...» - чтобы посмотрел на меня такими глазами, как тогда, много лет назад».

Вижу как-то по телевизору: подхватил уже не очень моло­дой человек свою любимую на руки, а она прижалась к нему, обхватила за шею и в губы целует. И вспомнилось, как один -единственный раз вот также поднял меня на руки и внес в свой дом мой Василек. И так захотелось вернуться в то время, испытать щемящее чувство нежности, любви и чего-то такого необъяснимо прекрасного, волнительного! Неужели все ушло безвозв­ратно? Неужели ничего не ос­талось от будоражащего, все­поглощающего волшебства, того душевного подъема, ког­да кажется - раскинь руки и полетишь... Сохранилась ли в моем благоверном хоть искор­ка того чувства ко мне? Ведь было время, замечал он толь­ко мои достоинства и не видел недостатков, а если и на­ходил какие-то изъяны, то были они ему милы, не то, что сейчас.

И надумала я проверить, все ли еще нравлюсь своему Василию, способен ли он ради меня на безрассудные поступки и благородные жес­ты. Вот как-то работаем мы в огороде, вдруг я - ах! - падаю с подвернутой ногой. При­шлось «подопытному» подни­мать-таки меня на руки.

- Ну и тяжела же ты стала, мать, - закряхтел он, - не до­нести.

А я затрепетала, прижалась к нему, оперлась на плечо, чтобы полегче быть (по прав­де говоря, действительно по­тяжелела я с тех юных лет ки­лограмм на 15-20 точно). Чув­ствую, дышит тяжело, сопит, но несет. Несет, бабоньки!

И тут, на беду - сту­пеньки. Стал он подни­маться, да не удержал­ся и грохнулся вместе со мною вниз. Меня не уронил, а вот себе ногу подвернул так, что подняться не может. Тут-то мой обман и открылся. Пришлось мне взваливать возлюбленного на закорки и тащить в избу.

Так и закончилась моя про­верка на прочность чувств. Я ж говорю - бес попутал!

Между нами, женами

Все, казалось, складыва­лось удачно. До определен­ного момента. Нашелся вари­ант обмена квартиры, кото­рый ее полностью устраи­вал, и она мысленно уже прикидывала, какой ремонт сделает, что куда поставит. Как ни странно, Ирина люби­ла переезды, любила обустраивать очередное жилье - это вносило в ее жизнь эле­мент новизны, радостного волнения, как бы открывало неизведанные горизонты. При этом она говорила: "Нач­нем сначала", - и верила, что теперь все будет по другому - лучше, красочней, удачли­вей.

И вдруг все застопори­лось, возникло неожиданное препятствие... в лице ее бывшего мужа. Точнее, ее бывший, редко вспоминае­мый Антон, до сих пор офи­циально числился ее закон­ным супругом, хотя вот уже несколько лет Ира его в гла­за не видела. По новым за­конам, а законы у нас меня­ются так часто, что и не ус­ледить, требовались либо развод, либо его согласие на сделку с.недвижимостью.

Делать нечего, пришлось отправляться в дорогу. По­лучив справку в адресном бюро, она отправилась по указанному адресу.

Дверь открыла женщина, примерно ее возраста.

- Вы к кому?

- Вероятно, к вашему мужу. Он дома?

- Нет. А вы кто?

Я жена вашего мужа, - уже ответив, она поняла всю нелепость ситуации.

Появившаяся из соседней квартиры женщина разряди­ла создавшуюся неловкость.

- Проходите.

Возвращаясь домой, Ири­на еще и еще раз прокручи­вала в уме эту встречу. Те­перешняя жена Антона ока­залась на удивление поло­жительной женщиной, без вздорности и даже с чувством юмора. Когда прошел элемент неожиданности, она пригласила Ирину в комнату, а через полчаса они уже си­дели за кухонным столом, пили чай, как старые знако­мые, и делились воспомина­ниями и впечатлениями об их общем муже, с удивлени­ем находя друг в друге мно­го схожего во вкусах и ха­рактере. Расстались они по­чти приятельницами.

- Везет же нашему Ан­тону на хороших баб, между нами, женами, говоря.

Свидание с собой

Утром настроение не улучшилось, и в голову продолжала лезть всякая чепуха. Поговорка "Утро вечера мудренее" явно давала сбой. Марию раз­дражало все: и необхо­димость приниматься за неотложные, обязатель­ные, никогда не кончаю­щиеся домашние дела, и путающийся в ногах мяу­кающий кот, и ноющая еще с вечера поясница, а главное, постоянно чем-то недовольный после­днее время, хмурый муж. Он-то и был главным ис­точником плохого на­строения Марии.

"А ведь это длится уже давно", - с, удивлением вспоминала она. Но рань­ше были работа, масса других интересов, а сей­час, выйдя на пенсию и оказавшись один на один почти круглые сутки со своим благоверным, она вдруг ощутила вокруг себя какой-то вакуум. Стали бросаться в глаза такие мелочи, на которые до этого никогда не обраща­ла внимания. Она уже и забыла, когда в последний раз муж был ласков с ней. Он стал молчали­вее, а во взгляде не было ни улыбки, ни интереса - какой-то ускользающий, то ли виноватый, то ли устремленный в себя взгляд. Муж жил своей, отдельной от нее, жиз­нью.

- Разлюбил, - вздохнула Мария, - да и какая уж тут любовь через столько-то лет. Стареем.

"Но у меня-то сердце до сих пор к нему тянется, -вновь встрепенулась мысль, - вот ночью обняла его, прижалась, а он хоть бы хны".

Она со злостью поста­вила перед мужем тарел­ку. Раздражение накаты­вало, как девятый вал, хотелось схватить его за грудки и трясти, трясти, пока он не очнется, пока не увидит, что перед ним Она, его "Маришка".

Она металась по дому, хватаясь то за одно, то за другое.

- А еще говорят, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Уж я ли этот путь не прокла­дывала?

Мария вдруг наткнулась на зеркало и с удивлени­ем воззрилась на свое отражение.

- Н-н-да, - протянула она.

Растрепанная физионо­мия как-то виновато взглянула на нее из зер­кала. И ей вдруг захотелось понравиться себе. Подойдя к шифоньеру, начала перебирать дав­но не надеванные наряды, наткнулась на когда-то лю­бимый ею костюмчик.

Причесываясь перед зеркалом, она увидела за своей спиной удивлен­ный и явно заинтересо­ванный взгляд мужа.

- Куда это ты наряжа­ешься?

- На свидание!

- Я серьезно.

- И я не шучу.

Мария, проходя мимо, как бы ненароком, заде­ла бедром остолбенев­шего мужа и почувствова­ла прилив такой радости, как будто действительно шла на свидание. На свидание с собой.

Жена – как стена

Пошутить, разыграть кого-нибудь, это для меня - хлебом не корми. Смолоду еще меня так и звали - Шутник. И вот, что ты будешь делать, уж и голова вся серебряная и лицо как вспаханное поле, все в бороздках, а характер не меняется, все какую-то штуковину выкинуть хочется, как бес какой внутри сидит.

Половина же моя -баба серьезная, пилит меня за мои выкрутасы. И хоть совместная наша жизнь уж к золотому юби­лею приближается, все не может свыкнуться с моими шуточками, не воспринимает их, отсут­ствует у нее чувство юмора, поди ж ты.

А тут канун Нового года, у меня внутри все так и шебаршит: дай, ду­маю, разыграю старую. Она гоношится, печет-варит, я вроде как даже мешаю ей. Хотя гостей не ждем, и дети сами по себе. Так нет, праздник, видишь ли, и стол ей надо, чтоб праздничный был.

- Пойду-ка я, мать, слазаю в погреб, достану пару баночек соленьев.

- Так темень на дворе.

- А я свечку возьму.

- Ну, дело твое, как хо­чешь.

Вышел во двор, темно, но в домах огоньки горят -все готовятся к встрече Но­вого года. Зашел в сара­юшку, обрядился в припря­танные кожушок и шапку, приладил маску, взял в руки пистолетик - подарок внуку.

Врываюсь в избу и ору не своим голосом:

- А ну, старая, выклады­вай, что у тебя припрята­но на черный день, да бы­стро-быстро шевелись.

Она аж присела.

- На деда не надейся, - кричу, - его мой напарник стукнул.

И тут случилось такое, чего я и в страшном сне не мог представить.

- А-а-а, деда убили, па­разиты!..

Я не успел отскочить, как она налетела разъя­ренной фурией, мельк­нула скалка...

Очнулся на полу под всхлипы моей благоверной, с мокрым полотен­цем на голове.

- Старый дурак, и шут­ки у тебя дурацкие. Ведь чуть не пришибла ирода.

Я лежал и думал: «Ведь вот не зря про рус­ских женщин стихи сла­гают. Взять хотя бы мою: не отличается особой храбростью, а одно упо­минание, что меня при­стукнули, заставило ее забыть о себе, забыть обо всем». Это надо же...

Ах, молодость…

Новый год - это осо­бенный праздник, его редко кто не ждет и не любит. Антонина Сергеевна не просто обожа­ла его, а считала этот праздник самым замеча­тельным, необыкновенным. Готовилась к нему тщательно и задолго до наступления разрабаты­вала целый ритуал несмотря на свой уже до­вольно не молодой воз­раст, радовалась ему по-детски. А уж в канун Но­вого года хлопотать на­чинала с самого утра. В течение дня готовила угощения, примеряла наряды, ближе к вечеру делала сногсшибатель­ную прическу.

И на этот раз она не из­менила своему пристра­стию. Вечером должны были подойти подружки, надо все предусмотреть, ничего не упустить. Вни­мательно оглядевшись вокруг, удовлетворенно улыбнулась: елочка наря­жена, стол накрыт, шам­панское в холодильнике.

- Скоро пора наряжать­ся, - подумала Антонина Сергеевна.

Включила телевизор и присела передохнуть. Шел замечательный концерт, нежная мелодия завора­живала.

Вдруг она почувствова­ла, как сильные уверенные руки опустились на ее та­лию, и взволнованный, очень знакомый голос про­шептал:

- Я приглашаю тебя на вальс.

Вокруг кружились пары, закручивался серпантин, раздавались выстрелы хлопушек, а нежные звуки вальса заставляли ее кру­житься, кружиться, кру­житься. Сердце замирало от восторг и казалось, что этот восторг, это ликующее счастье, не кончатся никогда. Все пело в ней. Она была необыкновенно легка. «Боже, как я еще молода. А как ОН хорош, какая мы замечательная пара». А музыка лилась, лаская и оглушая, зас­тавляя смеяться и пла­кать, звеня колокольчи­ком. Все сильнее-силь­нее...

Антонина Сергеевна открыла глаза, звон раз­давался непрерывно, к нему добавились стук в дверь и голоса:

- Тоня, открой же, ты что там...

Она открыла дверь.

- Мы уж думали, что с тобой что-то случилось. Ты почему не открывала?

- Если б вы знали, где я сейчас была...

- А где ты была?

- В молодости, в счаст­ливой, незабываемой молодости...

Покорение серпантина

Серпантин - это горная дорога. Через каждые несколько метров она делает резкий пово­рот на 60, 90 или 180 гра­дусов, при этом постоян­но вкручиваясь вверх, как штопор. На ней с тру­дом разъезжаются две встречные машины, когда с одной стороны гора стеной уходит вверх, а с другой круто обрывается в пропасть.

Армения - страна таких серпантинов, и Нина Ивановна за два с поло­виной года повидала их достаточно. Она даже ус­пела к ним привыкнуть. Ну, не то чтобы совсем привыкла, но свыклась с их существованием - ведь других дорог нет, и хочешь - не хочешь, а приходит­ся передвигаться по сер­пантину.

За несколько дней до Нового года Нине Ива­новне пришлось поехать в соседнюю строитель­ную организацию помочь с годовым отчетом. Про­работав до позднего ве­чера, она решила вер­нуться к себе, несмотря на гололед и разделяю­щий два управления многоярусный серпан­тин. КамАЗ шел с натугой, шофер жаловался на "лысую" резину и отчаян­но' выкручивал рулевое колесо на очередном зигзаге. Несколько подъемов и поворотов пришлось одолеть в два-три приема. Оставался самый крутой подъем.

Нину Ивановну не волно­вала дорога, она доверя­ла профессионалам и ехала, задумавшись о своем: о возрасте не пер­вой молодости, работе, далеком доме, предстоящем празднике.

Шофер закрутил руль влево, и машина, обогнув скалу, медленно пополз­ла вверх. Но вдруг оста­новилась и в ответ на отчаянные попытки води­теля, давившего на газ и переключающего скорость, медленно покати­ла назад, тормоз не дер­жал. Нина Ивановна не сразу поняла, в чем дело, даже когда шофер выско­чил из машины. Но когда услышала крик: "Прыгай, прыгай!" - сообразила, что это единственное, что надо сделать. Тут же мелькнула мысль: "Справа обрыв". И она почти на четвереньках стала перелезать к двер­це со стороны шофера. Мешало огромное руле­вое колесо, да к тому же полой пальто она заце­пилась за рычаг пере­ключения скоростей. Машина «между тем набрала ход, водитель отчаянно кричал: "Да прыгай же! Прыгай!" Наконец, ей удалось добраться до двери, сознание высве­тило: "Сапоги на высокой шпильке, позвоночник сломан". И, оттолкнув дверцу, ринулась, как в прыжке в воду, - на руки.

Приземляясь, почув­ствовала, как мимо про­несся КамАЗ. Подбежал шофер, помог ей подняться. Но тут оба удиви­лись, что не слышат гро­хота падающей в про­пасть машины, и разом оглянулись. КамАЗ стоял на повороте, зацепив­шись бортом за скалу. Ноги казались ватными, пришлось присесть на камень у дороги.

- Ну, вы и молодец! - про­говорил шофер, - ни паники, ни крика, просто удивительно.

"Да , - вяло подумала Нина Ивановна, - есть еще порох в пороховни­цах". И вспомнилось, как после очередной авто­аварии, пять лет назад, она лежала с травмой го­ловы, с переломами позвоночника и рук, мед­ленно, но упорно возвра­щаясь к жизни. "Надо же, а сейчас, кажется, все цело, все на месте".

- Что же теперь делать? - спросила Нина Иванов­на. Они находились по­чти на верху серпантина, но до ПМК около десяти километров, машина подъем не вытянет, это ясно, но и спускаться по такой катушке не менее опасно, к тому же КамАЗ надо как-то развернуть.

- Придется спускаться, - вздохнул шофер и залез в КамАЗ, попросив ее отойти на безопасное расстояние, и, медлен­но-медленно меняя по­ложение, все-таки сумел развернуть машину на этом пятачке. Затем вы­лез и сел.

- Ноги дрожат.

Он сидел минут десять. Нина Ивановна не торо­пила, понимая, что все будет зависеть от него. Спускались чуть ли не по сантиметрам.

Когда вернулись на базу и плюхнулись на первые попавшиеся стулья, жена начальника ПМК, ни сло­ва не говоря, налила по полному стакану водки и поставила перед ними.

- За новое рождение! - произнес шофер и выпил залпом.

И долго еще местные жители рассказывали друг другу, как легенду, о русской женщине и шофе­ре, покоривших серпан­тин.

Ласка

Наш деревянный щи­товой двухэтажный дом, построенный на терри­тории ПМК в Армении, опустел. Уехали все российские жители, в доме оставались две-три армянские семьи. Я была загружена рабо­той сверх меры и в сво­ей однокомнатной квар­тире на первом этаже появлялась только по­здно вечером и в обе­денный перерыв.

Однажды, сидя за ку­хонным столом, я заме­тила, что кто-то про­мелькнул вдоль стены и исчез в комнате. "Крыса", - в ужасе подумала я и замерла. Сидела, не шелохнувшись, как вдруг из комнаты выс­кользнул маленький зверек и, приподняв­шись на задние лапки, медленно стал поводить остреньким, вытя­нутым носиком.

- Да это же ласка!

Еще раньше наши ра­ботники рассказывали, что под полом в щито­вой столовой посели­лась ласка. Столовая давно не работает, а ласка - вот она, живая. Я пошевелилась, и она, юркнув, мгновенно ис­чезла. Я оставила на полу кусочки мясного фарша и сырой рыбы. Вечером, вернувшись домой, не обнаружила ни того, ни другого. С тех пор я стала регулярно подкармливать свою го­стью. Как только она появлялась, я замира­ла, потому что любой шум или мои резкие движения спугивали ее.

Прошло время, и ласка стала разгуливать по всей квартире и в моем присутствии. Я любова­лась ее стремительны­ми, бесшумными дви­жениями, ее красивой коричневой шубкой, а она, деловито обследо­вав квартиру, забирала оставленное угощение и исчезала. Теперь, при­ходя с работы, я с не­терпением ждала ее появления.

Однажды из Спитака ко мне приехала в гос­ти знакомая. Мы сиде­ли за столом, разговаривали, и вдруг она зак­ричала:

- Крыса!

- Да не крыса это вов­се, а ласка.

- Какая еще ласка, ты что?

- Обыкновенная, она живет у меня под по­лом, приходит пообе­дать. Она же не знала, что тут появились такие нервные.

- Ой, ну как ты можешь спокойно жить, когда здесь какие-то звери?

- Наоборот, я очень рада ее появлению.

Как-то поздно вече­ром, лежа в постели с книгой, я почувствовала легкое движение по­верх одеяла - это оказа­лась моя очарователь­ная знакомая. Крайне любопытная, она все же не допускала ника­кой фамильярности: стоило мне протянуть к ней руку, как она тут же исчезала.

В конце декабря вы­пал снег. Моя гостья не появлялась уже не­сколько дней. Но од­нажды я увидела рядом с угощением белого зверька и не сразу узна­ла в нем ласку: ее шуб­ка из коричневой пре­вратилась в белоснеж­ную.

Весной она исчезла и больше не появилась. Я долго скучала по мо­ему милому, шустрому, любопытному зверьку, который подарил мне многие часы радости общения.

Сюрприз

Праздничный день 8-го марта для него всегда был самым неспокой­ным днем, но что он ока­жется вот таким, нельзя было представить даже в самом нелепом, диком сне. Он ждал этой развяз­ки вот уже несколько ме­сяцев и все равно ока­зался к ней не подготов­ленным.

Накануне он купил два подарка. Один отвез днем Люсе вместе с буке­том ее любимых красных гвоздик. Люся грузно пе­редвигалась по квартире и чувствовала себя не­важно, волновалась. Он постарался ее успокоить, заверил, что все будет хорошо.

Второй подарок вручил вечером жене с таким же букетом гвоздик, хотя знал, что гвоздики она не любит. Ночью жена пло­хо спала, несколько раз вставала, а рано утром попросила вызвать "скорую". Он отвез ее в род­дом и тут же помчался к Люсе. И, как оказалось, вовремя, у нее тоже начались схватки. Хорошо, что ее надо было везти в другой роддом. Поместив ее, как свою жену, и ос­тавив номер домашнего телефона, он вернулся к себе и стал ждать.

Он метался по кварти­ре, садился, ложился, выпил рюмку водки, но в голове был какой-то сум­бур, и ничего путного при­думать не удавалось. Во второй половине дня вдруг раздался телефон­ный звонок. Схватив труб­ку, он услышал:

- Поздравляем, полча­са назад у вас родились близнецы, мальчики. Со­стояние детей и матери хорошее.

Положив трубку, он вдруг сообразил, что не знает, о ком ему сообщи­ли - о жене или о Люсе, ведь ее-то он тоже пред­ставил в качестве жены. Набрал номер телефона роддома, в который отвез Люсю.

Простите, я хотел бы уточнить по поводу жены.., - проговорил он, представившись.

- Да, да. Она только что родила, у вас две девочки близнецы, поздравля­ем.

- Позвольте, но мне сказали, что у меня -мальчики.

- Кто вам мог такое ска­зать?

Совершенно ошара­шенный, он положил трубку. "Не может быть", - постарался отогнать мелькнувшую мысль и стал набирать номер те­лефона роддома жены...

Так в один день он стал отцом двух сыновей и двух дочерей. Жизнь иногда преподносит такие сногсшибательные сюрпризы, какие ни представить, ни предуга­дать невозможно.

Спасибо тебе, музыка!

Женщинам Сузунского народного хора ветеранов

Она подошла к зеркалу и ужаснулась:

«Кошмар! Физиономия Бог знает на что похожа, едва ли я сумею нарисовать что-то приличное на этом старом холсте... Но - надо, и при­чем быстро. Вся надежда на прическу и платье...»

Выступление хора ветера­нов намечено в дальнем селе, до которого предстоит добираться по расхристан­ной дороге. А обратно воз­вращаться поздно вечером, так что не мешает прихва­тить съестное, а главное - не забыть таблетки.

«Не сидится же тебе дома!» - мысленно выгово­рила она себе. Но ее уже ох­ватывали волнение, душев­ный подъем и ожидание нео­быкновенного действа — вы­хода на сцену. Она чувство­вала особенный, ни с чем не сравнимый настрой. В душе зазвучали знакомые мело­дии...

Кто может определить, на что способна русская женщина? Что там «в горя­щую избу войдет» или «коня на скаку остановит»! А вот когда, с трудом сползая с кровати, она умеет распрямить усталые плечи, поза­быть о повседневной суете и, высоко подняв голову, лег­кой походкой выйти на сце­ну, чтобы дарить радость людям - вот это, я вам ска­жу, самое настоящее чудо! Прозвучат слова: «Высту­пает народный хор ветера­нов!», красивые, подтяну­тые женщины выйдут на сцену - зазвучит мелодия, заставляющая зрителей улыбаться и плакать... И все мы, поднявшиеся на сцену, понимаем: ради этого при­тихшего зала, ради этих блеснувших на глазах слез стоит снова и снова прихо­дить на репетиции, превоз­могать усталость, преодоле­вать расстояния...

Да будет с нами музыка, живой родник, несущий душе силу и молодость! И все мы преклоняемся перед этим чудом, боготворим его и готовы служить ему, пока хватит сил.

Вечная тема

Их беседа текла нето­ропливо, как холодею­щая старческая кровь в увядшем теле: о погоде, о прыгающих вверх ценах, о пенсии, которую, как ни растягивай, не хватает на самое необходимое. Они были знакомы давным-давно, еще со времен их молодости, хотя близки­ми подругами и не стали.

- А детям и горя мало, что мать бедствует, - вдруг более пылко вос­кликнула одна.

- Ну, что ты, им сейчас тоже забот хватает, кру­тятся, бедные, как волч­ки.

- Ну, о матери-то забы­вать не надо: помочь чем-нибудь, поинтересо­ваться здоровьем. Мы же ради них жили. Я вот и замуж второй раз из-за них не вышла.

- Положим, не совсем из-за них, я-то ведь твою историю знаю.

- Да если бы их не было, у нас бы все сладилось.

- Кто знает, может быть, сладилось, а может, и нет, но дети-то не винова­ты, что ты их родила.

- Но, они должны лю­бить мать, уважать ее.

- Ну что ты заладила: "должны, должны", - вски­нулась вторая. - Ну, ка­кие они должники, за что? Что мы родили их, воспитывали, как могли, не дали умереть с голо­ду? А любить, уважать - это не по долгу, а от сер­дца чтобы шло.

- Тебя-то твоя тоже не слишком вниманием ба­лует, в месяц раз или два заглянет и все.

- Да когда же ей! У нее семья, хозяйство, работа, огород. Крутится, как бел­ка в колесе. Зато внуки часто забегают.

- Вот именно, забегают. "Баба, дай то, баба, дай это".

- Неправда. Они помога­ют мне, заботятся.

- Заботятся... Особенно заботились, когда тот дед к тебе стал часто захажи­вать, побоялись, что он к тебе в дом жить придет, за наследство свое испу­гались.

- Да ты что, да, как у тебя язык повернулся такое сказать. Наоборот, дочь и зять меня уговаривали, чтобы он ко мне пере­шел, да я не захотела!

И вот уже тихая, вялая беседа превратилась в бурный, стремительный всплеск слов, эмоций, переживаний. В диалог двух бабушек втянулись подошедшие соседки. Стало шумно, каждый старался высказать свое, наболевшее. И долго еще не смолкал ожив­ленный разговор на эту вечную тему отцов и де­тей.

Куда уходит любовь?

Последнее время Лена чувствовала какое-то непонятное беспокой­ство и в то же время опустошенность, безраз­личие. Состояние, как после тяжелой болезни, когда еще чувствуешь слабость, но уже прояв­ляешь интерес к окружа­ющему. Что-то уходило от нее, и от этого становилось грустно, а где-то в уголках души начинало пробуждаться нечто свет­лое, радостное, как лас­ковые лучи солнца после сильного ливня.

Лена смотрела на сво­его Леню, Леонида Сергеевича, как в пере­вернутый бинокль, с удивлением, как на совер­шенно чужого человека. Неужели он всегда так ел? Громко, с какими-то всхлипами, торопливо, как-будто за ним гонят­ся. Почему же она этого не замечала?

- А когда и почему я на­чала это замечать? - как вспышка высветился вопрос.

Почему вдруг с некото­рого времени ей стало тяжело находиться в его присутствии, хотелось уйти, остаться одной. Стали раздражать его привычки, его манера одеваться, даже его го­лос, который когда-то действовал на нее заво­раживающе, теперь раз­дражал, даже от простого замечания она готова? была взорваться.

А ведь когда-то ей все в нем нравилось, она ви­дела только плюсы, даже его скупость она го­това была отнести к по­ложительным качествам. В его обыденности, приземленности она находила черты основатель­ности хозяина, главы дома. Проходили дни, годы, накапливалась усталость и не только фи­зическая, появилось ощущение белки в коле­се, ощущение безысходности, ненужности. Что произошло? Почему вдруг близкие, любящие люди отдаляются, стано­вятся чужими? Отчужде­ние, неприязнь налипа­ют как снежинки, обрас­тая затем в снежный ком, оборачиваясь лави­ной, способной по­хоронить под собой бы­лую нежность, привязан­ность, любовь. Малень­кие и большие преда­тельства, невнимание друг к другу, эгоизм спо­собны раздробить монолит семейного счастья. "А был ли прочным этот монолит?" - думала Лена. У нее возникали вопросы, на которые не находилось ответа, и са­мым главным среди них был один: "Куда же ухо­дит любовь?"

Между нами, бабоньками.

- Кузьминична, здравствуй. Давненько тебя не видела. Как живете – можете, как твой Демьяныч?

- А что Демьянычу сделается? Всё такой же молчун, с греха с ним сгорела. Наказанье господне.

- А что, всё выпивает?

- Да выпивает не то чтобы часто, но стал совсем бирюк – бирюком, сова не вытянешь. Мне и поговорить не с кем, поверишь, уж сама с собой начинаю говорить. Что ни сделаю, что ни надену – ноль внимания – не похвалит, не поругает. Что на стол перед ним ни поставлю, плохо ли, хорошо ли – молча съест. «Вкусно?» - спрошу. – «Нормально». Ну, а у тебя-то как с Василием?

- Ох, не спрашивай, тоже ничего хорошего. Такой капризный стал, хуже невесты на выданье: то не так, это не эдак – сплошная критика, ничем не угодишь, ко всему придирается.

- И что этим мужикам надо… Вот моей соседке Антонине, да ты её знаешь, повезло с мужиком, только и слышно:

- «Тонечка, Тонечка». Всегда веселый, говорун. А вот и она идет, хмурая что-то. Здравствуй, соседка.

- Здравствуйте.

- Что-то ты смурная. Случилось, что?

- Да так…

- А мы вот с Валентиной твоего муженька хвалим. Не то, что наши охламоны.

- Да уж, есть кого хвалить, паразита.

???!

- Ведь старый пень уже, а все неймется, за каждой юбкой готов увязаться! И разговор вступил в самую интересную, в самую увлекательную, животрепещущую фазу – о своих беспутных, невнимательных, сварливых спутниках жизни. И такие они, и сякие, а вот поди ж ты, и жалко их, и привыкли, но как без них-то?. И не все так уж и плохо, между нами, бабоньками, говоря…

СКАЗКИ ДЛЯ ВЗРОСЛЫХ

Спор на праздничном столе

Наступило пасхальное утро, и обитатели празд­ничного стола начали прихорашиваться, огля­дываться на соседей и на себя.

- Как мы хороши, как кра­сивы, все расписные, на­рядные. Сейчас нас будут чествовать, - заговорили наперебой пасхальные яйца.

- Ну надо же! Ф-фу, послу­шайте их, какую ерунду говоря!, - напыжился ку­лич, - вы что, не знаете, что я самый главный на этом столе? Видите, даже свечку на меня по­ставили!

- Извините, пожалуйста, что я вмешиваюсь, но это мой день, - возразила беленькая, пышненькая творожная пасха. - Даже праздник назвали моим именем.

Тут заговорили все ра­зом, перебивая друг дру­га, каждый старался до­казать, что именно он и является главным на этом столе. Каждый рассказывал, как долго и тщательно его готовили, наряжали, пекли, вари­ли, как нежили его руки хозяйки, как она восхи­щалась им.

-Эй, вы! - раздался пре­зрительный возглас, - разве вы можете срав­ниться со мной? Я расскажу вам свою историю, и вы сразу поймете, кто здесь самый-самый, - вмешалась в спор красивая бутылка вина, сто­ящая во главе стола. Все притихли и оглядели кра­савицу.

- Слушайте же. Я приеха­ла из другой страны, с жаркого юга. А зовут меня "Лидия". Говорят, что моим именем назы­вают даже девочек. Представляете? Мою маму тоже зовут Лидия, а тетю - Изабелла. Они - виноградинки, из кото­рых и появилась я. Они растут на красивых кустах на склоне горы. Их холят, за ними ухаживают. Сол­нышко отдает им свою энергию, а земля питает их соками, поэтому они такие сладкие и сочные. Когда они созревают, из них делают напиток - вино, которое потом раз­ливают в такие вот краси­вые бутылки и укладыва­ют отдыхать. Мы долго-долго нежимся в темном помещении при опреде­ленной температуре, а потом отправляемся в далекое путешествие. Нас выставляют на вит­рину, чтобы все могли по­любоваться нами. Мою сестру "Изабеллу" купила молодая пара, а меня - симпатичная женщина. Она так и сказала про меня: "Это будет украше­нием моего стола. Мое любимое вино!". Теперь вы знаете, кто здесь самый главный.

Возразить было нечего, но каждый все же остал­ся при своем мнении, что именно он и является "самым-самым" на этом праздничном столе.

Алая Роза

Большой куст алых роз находился рядом с клумбой гладиолусов. В один из солнечных июльских дней среди зеленых резных листь­ев появился небольшой бутончик. Маленькая Розочка с интересом ог­лядывалась вокруг, улы­балась Солнышку и гор­до держала свою чудес­ную головку. Однажды рано утром она услыха­ла:

- Как Вы прелестны!

И роскошный Гладио­лус наклонился, чтобы погладить Розочку.

- Ах, как больно Вы укололи меня! - возму­тился Гладиолус.

- Извините, но я не люблю, когда меня тро­гают! - воскликнула Алая Роза. И всё же окружающие увидели, что ей было приятно понра­виться такому красавцу.
- Вы ведете себя не по-джентльменски, к тому же не представились...

- Да, Вы правы. Я - Гладиолус. А Вы...

- Меня зовут Алая Роза.

Много часов провели они в приятной беседе, и Роза старалась уби­рать колючки, когда Гладиолус, наклонившись к ней, рассказывал раз­ные истории.

Алая Роза по утрам умывалась росой, а днем старалась спря­таться от слишком жар­ких солнечных лучей. Почти каждый день прилетала в гости зна­комая Пчела, и Розочка угощала её сладким не­ктаром. Иногда налетал порыв ветра, и Роза прилагала все силы, чтобы устоять, не сло­маться. В общем же она была довольна и своим домом-кустом, и сестричками-розочка­ми, и милым соседом Гладиолусом, и всем ок­ружающим миром. Ей казалось, что эти пре­красные летние дни бу­дут длиться вечно...

Однажды, готовясь ко сну, Алая Роза услыша­ла голоса людей:

- Надо непременно нарезать утром букет роз. Вот чудесные буто­ны!

И она почувствовала лёгкое прикосновение руки.

Нет, это невозможно! Неужели с рассветом ей суждено умереть? Это была самая ужас­ная ночь в её жизни - ночь прощания. Но ког­да показалось Солнце, Алая Роза встретила его с высоко поднятой голо­вой. "Я ведь Королева цветов, и должна встре­тить смерть достойно!" - сказала она себе.

Алая Роза и предста­вить себе не мота, ка­кое яркое и необычное приключение ожидает её!

Когда ножницы при­коснулись к стройному стеблю, Роза ойкнула и уколола руку садовника. А тот обрезал все её ко­лючки и вместе с сестричками поставил в красивую вазу. "Я, ока­зывается, еще жива - не умерла", - с удивлением подумала Алая Роза.

Вечером рядом с буке­том остановилась кра­сивая пара.

- Какие изумительные цветы, как тонок их аро­мат! Эти розы похожи на Вас, - произнес юноша.

Девушка протянула руку и выбрала Алую Розу.

- Пусть она напомина­ет Вам обо мне, - и по­ложила Алую Розу на ладонь юноши. Он медленно поднес Розу к гу­бам и поцеловал.

"Ах, - затрепетали алые лепестки, - кажет­ся, я умираю!"

- Для меня будет счас­тьем сохранить этот прекрасный цветок на­ всегда! - воскликнул
юноша.

"Какая удивительная у меня судьба..." - подума­ла Алая Роза, засыпая.

Жизнь продолжается

Береза не помнила, когда рядом с ней появи­лась молоденькая и на­рядная Елочка, Она рос­ла, образуя с ней, Бере­зой, и ее Кленом почти идеальный треугольник.

Береза просыпалась медленно и неуверенно. Пробуждение после хо­лодной изнурительной зимы давалось ей нелег­ко. С трудом расправляя онемевшие ветки и вытя­гивая, корни, Береза бросила взгляд в ту сто­рону, где ожидала уви­деть его. Как Он перенес эту ужасную зиму?

Клен выглядел чуть по­трепанным, но на ред­кость оживленным: вздрагивали ветки, трепетало несколько остав­шихся с прошлого года листиков. Он не замечал ни пробуждения, ни взглядов Березы - его внимание было обраще­но только на красавицу соседку - нарядную, пушистую Елочку.

А та действительно была хороша. Ее зеле­ное одеяние почти не пострадало от зимних морозов, и вся она была яркая, изящная и све­жая. Она тянулась к сол­нцу и, улыбаясь, прихорашивалась.

Проходили дни. Береза, поплакав от огорчения, все-таки принаряди­лась: появились нежные, клейкие листочки, закачались на ветках изумрудные сережки. Жизнь и весна брали свое.

Только Клен продол­жал не замечать ее. Он как будто забыл как раньше каждую весну радостно махал ей свои­ми ветками. Сейчас он тоже стал нарядным, по­явились так любимые Березкой резные лис­тья. Клен время от вре­мени наклонялся над Елочкой и что-то шептал ей нежно и тихо.

Ах, как тяжело пережи­вала Береза невнима­ние к ней Клена. Она чувствовала себя старой и никому не нужной. От тоски и безнадежности среди лета появилась первая засохшая ветка.

- "Скоро я вся буду та­кой, - подумала Береза. Жизнь кончена".

Но однажды она очну­лась от громких веселых голосов, шума и смеха. Красивый паренек пы­тался догнать золотово­лосую хохочущую девуш­ку. Та вдруг останови­лась и с восхищением взглянула на нашу знако­мую Березу.

- Посмотри, какая краса­вица! Какой стройный ствол и роскошная кро­на, напоминающая пышные волосы!

Чувства девушки были так искренни, что она не удержалась и погладила Березку по веткам и ство­лу.

Паренек и девушка вме­сте подошли к Березе и обняли ее с двух сторон. От этого наша красавица распрямилась, зашелес­тела листьями и заулы­балась.

-Я еще могу нравиться? Так значит жизнь про­должается!? - почти закричала Березка и почув­ствовала, как нежно и ласково потрепал ее крону задиристый Вете­рок.

Телескоп, золотая рыбка и Вуалехвостка

Жизнь золотых рыбок в небольшом аквариу­ме протекала почти безмятежно, без види­мых бурь и потрясений. Но душевные пережи­вания, редкие стычки и выяснения отношений все же имели место.

Чета Телескопа и обычной Золотой рыбки любила свой зеленый маленький грот, ходить в гости и принимать го­стей у себя. Это была жизнерадостная и ком­панейская пара.

В противоположном углу аквариума жила еще одна золотая рыб­ка - вуалехвост, все зва­ли ее Вуалехвостка. Из-за яркого, пышного хво­ста она слыла красави­цей, очень гордилась этим и считала себя выше остальных:

- Ну, у кого еще есть по­добное украшение! - Она гордо проплывала вдоль стеклянной стенки, элегантно покачи­вая веерообразным хвостиком. Встречаясь с Золотой рыбкой, как бы мимоходом отмечала ее заурядность, отсут­ствие ярких отличитель­ных черт. И хотя Золо­тая рыбка имела нема­ло положительных качеств и приятный силу­эт, она как-то тушева­лась под напористым характером Вуалехвостки.

Телескоп, встречаясь с кокетливой соседкой, невольно отмечал ее превосходство. "Действительно, сколько вы­дающихся черт характе­ра у этой особы! А как она может себя показать: один хвост вызы­вает бурю восторга", - не раз думал он и даже выражал свои мысли вслух. А его необыкно­венные глаза все чаще поворачивались вслед проплывающей мимо обладательнице рос­кошного хвоста. Вуалехвостку забавляла его восторженность, но и приятно щекотала са­молюбие. К тому же нравилось заигрывать с ним. Ей импонировали его восхищение и явное внимание, но холодный темперамент и некото­рая лень не позволяли самой увлечься поклон­ником. Ее вполне устра­ивало создавшееся со­отношение сил. Она, в сиянии постоянного ореола недоступной красавицы, не испыты­вала потребности в сближении.

- Фи, зачем мне эти лишние хлопоты, мне и так хорошо.

Но и отталкивать вос­торженного поклонника не собиралась.

- Как приятно, когда мной восхищаются, -томно вздыхала она.

Золотая рыбка с тос­кой наблюдала, как в последнее время не­жный взгляд ее супруга постоянно был направ­лен в сторону роскош­ного хвоста. Его явные восхищение и востор­женность больно рани­ли маленькое сердце, ей казалось, что она уже никогда не вернет былого внимания свое­го желанного.

Проходили дни. Золо­тая рыбка все больше уходила в себя, чем еще сильнее отдалялась от объекта своей печали. Ей бы всмотреться по­внимательнее в свое отражение, поверить в силу своего обаяния, от­влечь внимание на себя, блеснуть своим золотистым одеянием - и он вновь бы увидел и убедился, как она хоро­ша, его верная женуш­ка.

Но... и сказка иногда заканчивается печаль­но. Не выдержало тос­ки и обиды нежное сер­дце Золотой рыбки, пе­рестало биться. И толь­ко тогда понял глупень­кий Телескоп, кем была для него Золотая рыб­ка.

Все так же игриво проплывает мимо обла­дательница роскошного хвоста, но Телескопу почему-то не хочется боль­ше восхищаться ее пре­лестями.

Мечты сбываются

Вокруг расстилалось зеленое царство листвы. Дул прохладный ветерок, а в небо уже поднимался огромный шар Солнца.

Толстая зелено-коричневая Гусеница, пообедав сочным капустным листом, на нем же и расположилась. Она хоть и имела множество ножек была томной и медлительной. Но зато любила помечтать.

Вот рядом спикировал огромный черный Жук в блестящем наряде, напыщенный, самовлюбленный.

- Привет, бросил он небрежно, - как дела?

- Ах, как я тебе завидую: ты летишь куда хочешь, я же целый день сижу на одном месте. А я так мечтаю посмотреть мир, почувствовать прелесть полета, Как это должно быть прекрасно летать.

- Ес-сс-те-сс-т-венно. Но я слышал, как люди ( это те же животные, которые считают себя наивысшими созданиями)говорили, что рожденный ползать, летать не может. В этом, я думаю, они правы

- А я мечтаю полетать.

- Ф-фу. Ты посмотри на себя: ни талии, ни бедер, ни крыльев. Куда уж тебе! - И расправив свои крылья он взмыл в небо. Гусеница проводила его печальным взглядом и вдруг услышала.

-Ой, какая гадость.

Она поспешно ретировалась на обратную сторону листа и притаилась. «Это они обо мне», - с тоской подумала несчастная гусеница и заплакала. Но тут сон сморил мечтательницу, и она забыла о своих горестях.

… Медленно покидало Гусеницу сонное оцепенение. Проснувшись, она почувствовала какую-то скованность во всем теле. «Как же долго я спала,» - горько подумала Гусеница и попыталась распрямиться. И вдруг за ее спиной что-то взметнулось и затрепетало. Она подпрыгнула и … полетела.

- Я лечу?!!

Необыкновенный восторг охватил гусеницу. Она парила над листьями и цветами, взмыв вверх и плавно опускалась. Наконец, приземлившись на какой-то цветок, перевела дух.

- Погляди, какая чудесная бабочка!

«Это она обо мне? - удивилась Гусеница, - так значит, меня зовут Бабочкой. Какое красивое имя»

И она опять замахала своими ажурными крылышками.

- Смотри, смотри, я лечу, - закричала Бабочка, пролетающему мимо Жуку. Но Жук не узнал, в нарядной, изящной красавице свою бывшую знакомую толстушку Гусеницу.

- «А все-таки и мечты сбываются!» - восторженно крикнула счастливая бабочка и полетела смотреть мир.

ОЧЕРКИ О ПУТЕШЕСТВИЯХ

Так пусть же сердце знает,

мечтает и ждет

И вечно нас куда-то зовет,

Туда, где улетает и тает печаль,

Туда, где зацветает миндаль…

А. Вертинский

ИЗ ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЙ ВОЗВРАТЯСЬ

(Пакистан, Шри-Ланка)

Страсть к путешествиям, к познанию нового, лю­бознательность, а то и просто любопытство у многих из нас в крови.

Я же о путешествиях мечтала с детства, и пер­вое состоялось, когда я училась в седьмом клас­се средней школы. В чис­ле двенадцати человек из Новосибирска и обла­сти я два месяца отдыха­ла в знаменитом пионер­ском лагере "Артек". Дли­тельное путешествие на поезде через Москву в Симферополь, затем южный берег Крыма, необыкновенная приро­да, гора Аю-даг, а главное - Черное море: рос­кошное, незабываемое. По возвращении мою за­метку об этой поездке поместили в газете "Мо­лодость Сибири", и я впервые получила гоно­рар, причем почтовым переводом, около десяти рублей - огромная для меня тогда сумма, кото­рую мы всем классом истратили на кино и моро­женое.

Затем были путешествия по нашей огромной стра­не: Горный Алтай, уни­кальное Телецкое озеро, чудесные озера Байкал, Балхаш, Рица, Восточная Сибирь, Дальний Восток, Средняя Азия, Урал, Кавказ, Крым, Украина, Бело­руссия, Прибалтика.

В 1968 году я первый раз побывала за грани­цей - в Болгарии. После этого посетила одиннад­цать стран. Сколько не­забываемых впечатле­ний, встреч, маленьких и больших ЧП, какие удиви­тельные воспоминания остались от этих поездок, несмотря на то, что на эти увлечения уходили все мои сбережения.

О некоторых, наиболее интересных, путешестви­ях и своих впечатлениях о них я хочу рассказать читателям.

Поездка на Цейлон была мечтой моего дет­ства. И в 1975 году она осуществилась, но тогда он уже стал называться Шри-Ланка.

Самолет вылетел из Москвы в Карачи (Пакис­тан) с промежуточной по­садкой в аэропорту Теге­ран. И здесь случилось первое ЧП. Кроме ма­ленькой дамской сумоч­ки, с собой в самолете у меня была сетка, наполненная косметикой, суве­нирами, столичной вод­кой и коньяком (помимо своей, еще и несколько бутылок всей группы). При посадке в Тегеране сетку решили не таскать с собой и оставили на си­денье в салоне самоле­та.

При входе в здание аэропорта нам вручили по две бумажки: одна, как я поняла, была посадочным талоном, а вто­рая оказалась загадкой. Я решила выяснить у слу­жащего порта, зачем она нужна. Он подвел меня к стойке бара, и за этот та­лон мне дали бутылочку кока-колы. Несколько че­ловек из нашей группы увидели меня с кока-ко­лой и тоже поспешили к бару (в то время об этом напитке мы знали только понаслышке).

И вот, довольные, воз­вращаемся в самолет для продолжения путе­шествия и не обнаруживаем своей сетки. Подзы­ваем стюардессу и выяс­няем, что какая-то ма­дам, путешествуя до Теге­рана, выходя последней из самолета, попросила стюардессу донести до выхода описываемую нами сетку. Так мы полу­чили первый междуна­родный урок: "Не разе­вай рот" и "Все свое носи с собой". А самое печаль­ное, что на все время пу­тешествия я осталась без косметики.

В Пакистане, в первые же часы пребывания, случилось второе не­большое ЧП. Надо сказать, что для СССР Паки­стан много лет был зак­рытой страной, и мы ока­зались первой группой после долгого перерыва: так что и мы плохо пред­ставляли особенности поведения в этой мусульманской стране, и паки­станцы понятия не име­ли о советских туристах. Пока нам вручали ключи от номеров в отеле, наши чемоданы оказались в руках обслуживающего персонала. Внеся сле­дом за нами вещи, моло­дой человек застыл у входной двери. Я зашла в комнату принять душ, от­туда слышу - кричит муж:

- Он не уходит.

Понятно, ждет чаевые, а денег нет никаких.

- Дай две сигареты, - от­вечаю я.

- Две пачки?

- Нет, две штуки.

- Ну, знаешь, иди тогда сама.

Я вышла и открыла пач­ку (два разрешенных для вывозки блока сигарет, к счастью, оказались в че­модане) и вручила но­сильщику две сигареты в качестве чаевых.

До ужина нас никто не беспокоил. Почему я от­дала две сигареты, а не пачку или две - не знаю. За ужином выяснилось, что остальные наши тури­сты буквально подверг­лись осаде. Получив пач­ку или даже две пачки сигарет, служащий поки­дал номер, а на его мес­те тут же появлялся второй, затем третий: пере­ставляли мебель, смахи­вали пыль с туалетных столиков, поправляли постель и застывали в выжидательной позе по­среди номера, покидая его только после получе­ния очередной пачки си­гарет. Пришлось нашим соотечественникам запи­раться в номерах и до ужина не реагировать даже на очень сильный стук в дверь.

Ужин был подан выше всяких похвал: два сала­та: овощной и мясной, го­рячее блюдо из мяса и еще одно из рыбы, а на десерт - фрукты и чудес­ный кофе.

Утром следующего дня нас принимали в советс­ком консульстве. Консул Жуков (оказался однофа­мильцем, а не родствен­ником знаменитого мар­шала) так обрадовался соотечественникам, что не отпускал нас более двух часов. Почти три ме­сяца он с семьей и со­трудниками находился в осаде. Хорошо, здание оказалось крепким, но часть стекол в оконных проемах была еще не восстановлена, остались целыми только металли­ческие решетки, на сте­нах виднелись отметины от пуль винтовок и авто­матов. Все это время еду им доставляли двое ме­стных жителей тайком, ночью через какой-то подземный ход.

Консул дал нам много полезных советов о по­ведении в Пакистане. Некоторые наши женщины в возрасте 50-60 лет посмеялись над предостережением не появляться на улицах даже днем без сопро­вождения нескольких мужчин, так как женщин могут украсть.

- Ну, нам это не грозит.

- Не скажите. В гарем к богатому человеку вы, может, и не попадете, а наложницей к не очень состоятельному мусуль­манину или в дом тер­пимости, а здесь их много, вас вполне могут продать.

Услышать о подобном в 1975 году для нас было необычным, и мы радовались, что на Пакистан нам отведено всего трое суток.

В гостинице нам обме­няли на местную валю­ту по девять рублей.

На улицах Карачи нас больше всего поразило отсутствие женщин с от­крытыми лицами. Жен­щины иногда встреча­лись, но все в чадре и обязательно в сопровождении мужчин, даже не поймешь, мо­лодая идет или старая, красивая или не очень. Одна из достопримеча­тельностей города - необыкновенный аква­риум с экзотическими океанскими рыбами и животными, большинство из которых мы уви­дели впервые.

На следующий день на самолете местной авиа­компании мы отправи­лись в Лахор - древнюю столицу Пакистана. В гостинице, двухкомнат­ный номер с коврами повсюду, показался нам роскошным. Здесь нам представилась возмож­ность увидеть симпа­тичную молодую пакистанскую женщину с от­крытым (без чадры) ли­цом - она была нашим гидом в Лахоре. Оказалось, что ее отец - хозя­ин туристической фир­мы.

К гостинице подали несколько легковых ав­томобилей и микроав­тобусов фирмы "Тойо­та". Это было первое моё знакомство с япон­скими автомобилями. Поездка по городу, посе­щение бывшего шахско­го дворца с множеством богато обставленных комнат, с необыкновен­ным садом и оранжереями, а затем местно­го базара, было впечат­ляющим. Я до сих пор сохранила две шкатулки из оникса и медный чайный сервиз с ручной чеканкой, приобретен­ные там на память.

В городе нас поразили две крайности: огром­ные, роскошные, с экзо­тическими растениями, бассейнами и автомо­билями виллы и райо­ны свалок с неперено­симым мерзким запа­хом, где живут люди в сооружениях, напоми­нающих по размеру наши собачьи конуры, но не из дерева, а из подручного материала: картонных коробок, ка­ких-то отходов. Смот­рим, лежит человек, явно отдыхая, при этом верхняя часть туловища находится в конуре, а ноги располагаются за ее пределами. Когда мы пересекали этот район, подъехала ма­шина с мусором, и к ней кинулась толпа ребяти­шек, почти все совер­шенно голые, и нача­лось просто столпотво­рение. Помню, как нас всех оглушило это зрели­ще.

Через три дня мы вы­летели в Коломбо - сто­лицу Шри-Ланки, пре­красного острова в нескольких милях от эква­тора, где провели неза­бываемые, восхити­тельные двенадцать дней…

И вот мы в Коломбо - роскошной столице ве­ликолепного островного государства Шри-Ланка. Ослепительное солнце, ярко-голубое небо, би­рюзовый океан и изум­рудная зелень. Дорога мягким шарфом ложит­ся под колеса нашего автобуса, а вокруг сме­шение времен года, но не в смысле погоды, а в плане сельхозработ: на одних полях по щико­лотку в воде аборигены сеют рис, на соседнем поле убирают урожай, еще дальше зреют ко­лосья, рядом мотыгами обрабатывают почву. Часть работающих муж­чин из одежды имеют только соломенные шляпы, а на поясе веревочка, к которой привя­зан спереди неболь­шой тряпичный лоску­ток, служащий символи­ческим фиговым лис­том. Мужчины, согнув­шись, размеренно ору­дуют мотыгами.

Навстречу катят двухэ­тажные автобусы, а на обочине мелькают бога­тые и более скромные жилища, парки и паль­мовые рощи. Дорога идет вдоль берега оке­ана, проносятся пляжи, воздух напоен зноем и каким-то неповтори­мым ароматом.

Все 12 дней я буду смотреть вокруг округ­лившимися от восхище­ния и удивления глаза­ми. Мечта моего дет­ства в действительности оказалась ярче и обво­рожительней. Ушли из памяти названия горо­дов, отелей, но каждый миг пребывания на этой земле помнится мне, как будто это было вче­ра.

Первый ужин в отеле... На столе вазочки с ка­ким-то салатом. Многие уже приступили к еде, как вдруг одна из наших туристок вскакивает и, зажав рот, пулей выле­тает из ресторана. Ник­то не может понять, что же случилось. Я подце­пила на вилку часть со­держимого вазочки и отправила в рот. Инте­ресный вкус: мясо не мясо, но явно не расти­тельного происхожде­ния. Ковыряю вилкой в вазочке и вижу такое... И вот я уже не в состоя­нии проглотить то, что пыталась до этого раз­жевать: на дне вазочки лежал полукольцом толстый, белый, с розо­выми лапками точно такой, как мы выкапы­ваем на огороде или в картошке, червь (сход­ство полнейшее). Чув­ствую, что сейчас не выдержу и рвану следом за выскочившей турист­кой, но соседи рядом едят. Тогда я нагибаюсь под стол и опорожняю рот в бумажную салфет­ку. Муж замечает что-то неладное: "Тебе что, плохо?" С трудом пере­вожу дыхание: "Нет, нет, все нормально". Но есть уже больше не могу. Подхожу к нашему гиду и прошу выяснить, из чего сделан салат. Оказалось, всего лишь из свежих отварных креветок.

После ужина нас посе­тил представитель со­ветского посольства. И если консул в Пакиста­не рвался на родину, то работники посольства в Шри-Ланке были до­вольны пребыванием в этой стране и мечтали остаться здесь еще на один срок.

Весь следующий день мы знакомились со сто­лицей, получив предва­рительно местную валюту в обмен на 16 со­ветских рублей.

Посещение необыкно­венно красочного денд­рария в Коломбо закон­чилось зрелищем катания на слонах. Некото­рые из группы (я в их числе) истратили часть валюты на это мероприятие. Поднимаешься по ступенькам на деревян­ный помост, в это время подводят огромного сло­на, на спине которого закреплены с двух сторон плетеные двухместные кресла, с каждой сторо­ны садятся по два чело­века. Слон, медленно переступая ногами-тум­бами, идет по аллее, со­провождаемый погонщи­ком, а мы на спине рас­качиваемся из стороны в сторону, и, кажется, вот-вот выпадешь из кресла или вдруг слон хоботом сбросит тебя.

Заезжаем на огромный рыбный базар, где пред­ставлены все дары океа­на. Чего там только нет: всевозможная рыба от самой огромной до ма­ленькой, угри, кальмары, крабы, креветки, моллюски и такое, чему мы и на­звания не знаем.

А в городе обилие фрук­тов: огромные ананасы, связки бананов, киви, плоды хлебных и дынных деревьев, шары кокосо­вых орехов двух видов: желтые с мягкой оболоч­кой (берешь кокос, про­тыкаешь дырку и пьешь сок) и коричневые мохна­тые с твердой оболочкой (кроме сока, на внутрен­ней стороне слой мяко­ти).

После обеда - пляж и ку­пание в нежных, теплых, соленых водах Индийско­го океана. Мы носились по пляжу, дурачились, с разбегу бросались в вол­ны, забавлялись с ма­ленькими крабами, кото­рые ползали по песку, а в расщелинах камней любовались черными ко­лючими шариками морских ежей - все нео­бычно, удивительно. И каждый следующий день открывал нам все новые и новые сюрпризы и ошеломлял всевозмож­ными приключениями.

Но самыми поразитель­ными оказались женщины острова. Нельзя ска­зать, что они все сплошь красавицы, нет, но они вызывали удивление и восхищение одновремен­но, а главное, от них ис­ходило необыкновенное очарование: походка, даже очень пожилых женщин, мягкая, плавная, грациозная, что-то кошачье в движениях, повороте головы, жестах.

А их одеяние-сари нео­бычайно подчеркивает женственность и грацию: открытая часть живота, полуобнаженные, выра­зительные руки, облега­ющая, удлиненная юбка. В один из вечеров мест­ная женщина-гид пока­зывала нам, как одевать и носить сари. Один из самых простых вариантов: берешь четыре-пять метров ткани, начинаешь заворачиваться сначала поперек верхней части туловища, закрывая грудь, оставляя открытой часть живота и плечи, за­тем перебрасываешь ткань через плечо назад, опуская на пояс, и остав­шимся куском заворачи­ваешь нижнюю часть туловища. Длина юбки, та­ким образом, равна ши­рине ткани. Удобство и простота налицо.

Мужчины же в больших городах и столице носят, в основном, светлые лег­кие брюки и блузу, но во многих населенных пунк­тах предпочитают облег­ченную форму одежды: кусок ткани, обернутый вокруг нижней части туло­вища. В удобствах такого одеяния мы вскоре име­ли возможность убедить­ся. В одном из селений мы решили пойти в мага­зин. Подойдя к нему, увидели, как из дверей выхо­дит местный житель, остановясь на крылечке и приподняв юбочку, он справил небольшую нуж­ду, а затем вернулся об­ратно. В магазин мы так и не зашли, но долго потом хохотали, вспоминая о простоте нравов и удоб­стве одеяния.

Приключения на Цейлоне оставили очень яркий след в памяти.

Мы приехали в городок, весь утопающий в зелени, цветах и пальмах. Самое необычное, что приковало наше внимание - множе­ство обезьян. Они были повсюду: перебегали с ме­ста на место, перепрыги­вали с ветки на ветку, сиде­ли группами и по двое, выискивая друг у друга насекомых, некоторые пере­ругивались, визжа и поясничая, гонялись друг за другом. Казалось, что это город обезьян, а люди - что-то второстепенное.

В отеле, выдавая нам ключи от номеров, предуп­редили, чтобы не оставля­ли открытыми окна, не­смотря на жару, потому что обезьяны обязатель­но воспользуются случаем залезть, и тут уж не жди ничего хорошего. Как мы сами потом убедились, эти братья наши меньшие оказались на редкость на­хальными, они хватали все, что хоть на минуту ос­тавалось без присмотра: фотоаппарат, очки, сумоч­ку, банан. Любая мелочь привлекала их внимание и, схватив, они пускались на­утек.

Помимо обезьян, город населен многими другими животными. Нигде больше я не видела такого разно­образия животных и в та­ком количестве, живущих на воле и мирно сосед­ствующий с человеком: огромная армия ползающих, бегающих, летающих. В но­мерах отеля по стенам и потолку бегали яркие яще­рицы, которые, выстрели­вая язычком, отлавливали насекомых (и не надо ни­каких ядохимикатов, все биологически чисто).

Как-то, открыв дверцу тум­бочки, я обнаружила там огромного (почти с серого краба на берегу) паука, после чего стала передви­гаться очень и очень осто­рожно. Над каждой кроватью к потолку было приде­лано кольцо, к которому крепилась тонкая, наподо­бие марли, сетка. Ложась спать, надо было заправ­лять ее вокруг матраца, оказываясь как бы в шала­ше.

Выйдя во двор гостиницы, я увидела поразительное зрелище. Небольшой по местным меркам (более метра длиной вместе с хвостом) варан, напомина­ющий миниатюрного дра­кона, лакомился голубем. Он придерживал его ла­пой и, не торопясь, отры­вал кусочки; вокруг валя­лись перья. Когда я подо­шла поближе, с птицей уже было покончено, ва­ран покосился на меня и, медленно переваливаясь на своих мощных лапах, стал удаляться. Он был ве­ликолепен.

В обед нас усадили за об­щий длинный стол. Возле столовых приборов стояло по бутылке минеральной воды. Многие начали обед с нее. В это время каждо­му из нас принесли по блюдцу, на котором красо­валось что-то напоминающее баклажанную икру, но бордового цвета, в количестве одной чайной ложки. Кто-то высказал вслух об­щую мысль: "Расщедри­лись!" Самый нетерпели­вый быстро отправил все содержимое блюдца в рот. И тут произошло нечто по­трясающее: его глаза ши­роко раскрылись, показались слезы, губы издали какой-то мычащий звук, а лицо начало прямо-таки синеть - полнейшее впе­чатление, что кто-то схва­тил его за горло мертвой хваткой и душит. Имеющи­еся в группе врачи повска­кивали с мест и кинулись к нему с криком: "Что слу­чилось?" Наконец, он все-таки вздохнул и, завопив: "А-а-а-а, схватил бутылку воды, и начал судорожно глотать прямо из горлыш­ка, в мгновение осушив ее, потом показал на пустое блюдце и произнес: "Дина­мит". Действительно, эта смесь оказывала взрыв­ное действие. Когда я от­правила в рот чуть больше спичечной головки этой приправы, мне показа­лось, что я заглотила рас­каленный уголек, дыхание перехватило, из глаз поли­лись слезы. Когда я смог­ла выдохнуть, то было та­кое впечатление, что из горла вырывается огонь, и это невероятное жжение ничем не унять: ни мине­ральной водой, ни съеден­ным обедом. Пришлось просить через переводчи­ка оградить нас в дальнейшем от подобного угоще­ния. Но все равно все ку­шанья на протяжении все­го пребывания на острове были очень острыми. Нам объяснили, что в тропичес­ком климате это предох­раняет от инфекционных заболеваний кишечника.

Что вызывало радость, так это множество фрук­тов, и таких, о каких мы тог­да и не слышали: папайя, киви, кокосовые орехи, ог­ромные, сочные, сладкие ананасы, нежные, величи­ной с серп, бананы. А как необычно выглядит хлеб­ное дерево с плодами: в этом есть что-то нереальное, будто бы на обыкно­венное дерево подвесили огромные дыни.

После вечернего купания в океане все отправились спать. Вблизи экватора от­сутствует такое понятие, как вечер, утро. Здесь нет медленного, плавного пе­рехода дня в ночь и наобо­рот: день резко, в течение получаса, переходит в ночь, темно-чернильную, с яркими огромными звездами, до которых, кажется, можно дотянуться рукой.

Уснули в сеточных шалашах. И вдруг среди ночи раздался дикий вопль, к нему присоединился жен­ский визг. Я подскочила, и ... сердце зашлось от испу­га: показалось, что кто-то набросил на меня ткань, чтобы задушить. И только потом поняла, что это сет­ка вокруг кровати. Почти все обитатели отеля - ис­пуганные, полураздетые -сбежались на шум к на­шим соотечественникам. Оказалось, что у одной се­мейной пары муж, устроив шалаш над кроватью жены, решил спать без этого сооружения. Про­снулся от ощущения чего-то холодного, ползущего по лицу. Вскинув руку, по­чувствовал, как ему пока­залось, хвост змеи и заво­пил. Жена спросонья пы­талась соскочить с крова­ти, но запуталась в сетке и, так же как я, решила, что ее душат, что на них с му­жем кто-то напал. Ну и пе­реполох был!

Дни пребывания на уникальном, экзотичес­ком острове Шри-Ланка, носившем ранее название Цейлон, проходили как в удивительном, кра­сочном сне. Ни один день не был похож на другой: менялись города, отели. Все вызывало вос­хищение: необъятная гладь океана с его обитателями, тропическое солнце, зелень, а глав­ное - множество живот­ных, живущих не в клетках зоопарка, а рядом с че­ловеком. Это огромные работяги-слоны и надо­едливые обезьяны, помощницы-ящерицы, из­бавляющие людей от вредных насекомых, и всевозможные змеи, эк­зотические, красочные птицы и дикообразы с длинными, острыми иглами.

Однажды я увидела на сером камне существо, напоминающее ящерицу, но с удивительными гла­зами. В это время лучи солнца осветили все вок­руг, и существо прямо на глазах из серого превра­тилось в красноватое. "Хамелеон!" - чуть не зак­ричала я. Это было потрясающее зрелище.

На следующий день после ночного переполо­ха в отеле мы отправи­лись в город Полоннарува, в нескольких кило­метрах от которого в скальных пещерах были обнаружены фрески, вы­полненные за три века до нашей эры. Мы подни­мались по узким тропин­кам и висячим переходным мостикам в скалах, затем по тоннелю попали в пещеры, стены кото­рых представляли своего рода картинную галерею. Настенная роспись была выполнена цветными красками и изображала различные виды охоты и бытовые сцены. Но осо­бенно восхитительны были портреты женщин необычайной красоты и очарования с лучистыми или грустными глазами, нежными улыбками.

После изумительного зрелища настенной рос­писи нас повезли на чай­ные плантации и завод по изготовлению знаме­нитого цейлонского чая. Мы проезжали мимо пальмовых рощ и тропи­ческих растении, остано­вились около красивей­шего водопада. Вода кас­кадом устремлялась вниз, будто живой, искрящийся шлейф. Воздух был насыщен мельчай­шими капельками воды, которые образовывали дымку. Дышалось легко, появилось желание рас­кинуть руки и упасть в эту живую стену, слиться с мощным радужным пото­ком, стать его частью.

Чайная плантация рас­положилась на холмис­тых склонах. Между ярко-зеленых кустов экзоти­ческими цветами видне­лись сборщицы чая. Мелькали руки, срывая нежные лепестки. А рядом располагался завод. Мы увидели сортировоч­ные, сушильные, фасо­вочные цеха. Представи­тель компании пригла­сил нас в дирекцию, рас­сказал об особенностях выращивания, перера­ботки чая, чем отличаются друг от друга различ­ные сорта. На прощание каждому из нас подари­ли по несколько пачек чая разных сортов и тут же угостили вкусным, ароматным напитком.

Вечером, прогуливаясь по берегу небольшой ла­гуны, я увидела необык­новенную лодку катама­ран, состоящую из двух корпусов соединенных между собой. Я мимикой и знаками попыталась договориться с подрост­ком, сидящем на корме, о часовой прогулке за небольшую плату. Поеха­ли вчетвером: две семей­ные пары. Катамаран скользил по неподвиж­ной глади лагуны, со всех сторон раздавались треск цикад, пение птиц и какие-то непонятные звуки, с берега свисали и уходили в воду канаты всевозможных лиан. Не хотелось ни говорить, ни двигаться. Необыкновен­ные звуки, необычные запахи окутывали, обво­лакивали нас со всех сто­рон. Казалось, нет ниче­го прекраснее этого плав­ного скольжения по вод­ной глади. Южная ночь внезапно накрыла нас своим черным покрыва­лом, а над нашими голо­вами засверкали яркие звезды, отражаясь, как в зеркале, в неподвижной воде.

На следующий день мы отправлялись в Канди навстречу новым при­ключениям.

Канди оказался моло­дежным, студенческим городком, расположен­ным среди гор острова Шри-Ланка. Город ста­ринный, с уникальными строениями, с красивей­шими дагобами, построенными задолго до на­шей эры, с огромным старинным храмом Буд­ды. Мы побывали в этом священном для жителей острова месте. Храм об­служивают монахи в оранжевых одеяниях с обритыми наголо голова­ми. Во дворе растет свя­щенное дерево, и каж­дый приходящий к нему со своими бедами и просьбами привязывает к ветвям ленточку. Дере­во напоминает нашу украшенную лентами бере­зу. На территории храма находятся три огромные статуи Будды: Будда - ле­жащий, Будда - стоящий и Будда - сидящий. Эти грандиозные скульптуры производят потрясающее впечатление! Они высе­чены из цельной скалы древними скульпторами, рядом с ними не допус­кается никакого шума, не разрешается фотографи­ровать или пользоваться фотокамерой.

Вечером, вместо ужина в ресторане отеля, нас посадили в автобус и по­везли куда-то в горы. Надо сказать, что парал­лельно с нами были еще две туристические груп­пы: американская и французская. Мы, как правило, останавлива­лись в одних и тех же оте­лях, ели в одно время в одних и тех же рестора­нах. Поэтому все три груп­пы в автобусах повезли на ужин. Наш автобус шел впереди. Оказалось, что забастовали служа­щие отелей и рестора­нов, и работники туристических агентств попали в очень неприятное поло­жение - кормить-то нас надо. С горем пополам им удалось договориться с хозяином какого-то ре­сторана, расположенно­го высоко в горах, он со­гласился нас покормить. В 1975 году, когда состо­ялось это путешествие, для советских людей по­нятие "забастовка" было историческим, поэтому в автобусе мы сидели не­сколько пришибленные, так как нас еще и предуп­редили, чтобы не вступали ни с кем в контакт. По дороге нашу колонну два раза останавливали пи­кетчики, выясняли4, кто куда едет. При первой ос­тановке с нами пытались заговорить. Кто-то спро­сил, есть ли среди нас коммунисты? Мы молча­ли, коммунистов среди нас не оказалось, хотя при формировании груп­пы количество членов КПСС составляло 75 про­центов от всего состава. Остановившие автобус прокричали: "Ленин, дружба!". Но в ответ - молчание. Так мы впер­вые соприкоснулись с - понятием "забастовка". Сегодня на это обстоя­тельство никто из нас и внимания бы не обратил, но тогда для всех это было ЧП. Потом мы дол­го смеялись и подшучи­вали друг над другом: "Так что, не оказалось среди нас ни одного коммуниста?"

В зале горного рестора­на мы расселись тремя сплоченными кучками за отдельные столики и ста­ли ждать. Проходили ми­нуты, но нас никто не об­служивал. Более того, все служащие куда-то ис­чезли, и только вдоль од­ной из стен стояли столы со всякой снедью.

Я не выдержала первой: "Ну, сколько можно си­деть и ждать, ведь все остынет?" И мы вдвоем с соседом решили риск­нуть и обслужить себя сами. Подошли к столам с приготовленным угощением и стали наклады­вать на тарелки все, что нам нравится, спиной чувствуя взгляды всего притихшего зала. Ском­поновали ужин на четве­рых, перенесли все на свой столик и принялись уплетать, так как изрядно проголодались.

Тут наши соотечествен­ники не выдержали и ри­нулись к столам с приго­товленными закусками. Туристы из американской и французской групп заго­ворили, засмеялись, за­щелкали фотоаппарата­ми со вспышкой, фикси­руя, как советские турис­ты набросились на еду. И, действительно, после на­бега нашей группы на сто­лах осталось не так уж много. Новосибирцы вовсю наслаждались ужи­ном, когда не выдержали две другие группы и кину­лись разбирать остатки после нашего нашествия. Тут пришла наша оче­редь улыбаться.

Но американцы взяли реванш в другом месте - на прощальном ужине в Коломбо: они заказали омара. Поскольку это блюдо не входило в тури­стический комплекс, а мы, даже если бы и сбросились всей группой, не смогли бы оплатить и одной клешни заморско­го деликатеса, то только провожали взглядами торжественное шествие поваров, сопровождаю­щих огромного красного ракообразного, возлежа­щего на необъятном под­носе в окружении раз­личных приправ. Его по­явление американцы встретили бурным вос­торгом, а мы - показным равнодушием. Так с нами поквитались. Но зато в том горном ресторане мы получили представле­ние о так называемом "шведском столе" или обеде "а ля фуршет".

Расположенный среди гор острова Шри-Ланка го­род Канди мы повидали рано утром. Служащие отелей и ресторанов про­должали бастовать, поэто­му завтракали мы по доро­ге, в одной из гостиниц. Ря­дом находилось озеро со спокойной, чистой водой и растущими по берегам деревьями, похожими на нашу плакучую иву. Появи­лось желание искупаться, но нас предупредили, что­бы ни в коем случае не входили в воду из-за мно­жества обитающих там ядовитых змей. И действи­тельно, приглядевшись, заметили юрких, зигзаго­образно плывущих змеек. Купаться сразу расхоте­лось.

Мы направились к южной части острова, где ожидал­ся праздник Нептуна. Организовано все было на славу: царь Нептун в коро­не и с трезубцем в сопро­вождении полуголой сви­ты, ритуал посвящения. Пляски, дурачества, песни продолжались несколько часов.

После запоздалого обеда на джипах мы поехали в заповедник. Через не­сколько километров оказались в царстве тропиков и диких зверей. Выходить из джипа было запреще­но. Время от времени мы останавливались и с восхи­щением озирались вокруг. Группы разнообразных животных и огромные пти­чьи стаи располагались на берегах небольших, озер. Пеликаны, розовые фла­минго и масса других боль­ших и мелких птиц занима­лись своими неотложными птичьими делами. Возле одного из водоемов лежа­ли какие-то серо-зеленые коряги, и вдруг, когда мы подъехали ближе, они ожили и оказались огром­ными, крокодилами. Их было так много, что некоторые наползали друг на друга, разевали огромные пасти и били по воде мощ­ными хвостами. Всех пере­дернуло от такого зрелища и, наверное, больше от того, что каждый предста­вил себя не в машине, а на берегу среди этих жут­ких чудовищ.

Проводники обещали по­казать нам диких слонов, и вот, наконец, мы увидели их: двух больших и одного поменьше. Два были в озере, набирали хоботом воду и поливали спины, а один стоял на берегу и время от времени хлопал ушами, будто флагами.

Я впервые видела такое количество совершенно необычных животных, жи­вущих на воле в естествен­ных условиях. Все сидели в джипах, как в клетках, правда, без решеток, и никто не изъявил желания побродить среди этих оби­тателей. Тропическая при­рода, тропические живот­ные - зрелище необыкно­венно потрясающее.

Возвращались уже в тем­ноте, наша машина шла первой. И тут, впереди, в свете фар, пересекая до­рогу в прыжке, мелькнула огромная рыжая с черными полосами кошка. "Тигр", - почему-то шепотом про­изнес кто-то из нас, а шо­фер резко затормозил. Проводники сказали, что нам очень повезло: уви­деть тигра - большая ред­кость!

Путешествие подходило к концу. Мы возвращались с южной части острова в столицу Шри-Ланки - Ко­ломбо. По пути заехали к знаменитому художнику, изготавливающему маски, Ареупала. Несмотря на преклонный возраст, он согласился нас принять. Маски он делал из цельно­го дерева или кокосового ореха - красочные, уни­кальные.

В Коломбо мы посетили, фабрику по изготовлению тканей, в основном, шел­ковых. На фабрике очень много ручного труда, осо­бенно в красильном цехе, где стоят огромные чаны с кипящими растворами.

Вечером в ресторане оте­ля был прощальный бан­кет с музыкой, танцами, с местными крепкими на­питками и остатками на­шей русской водки. А но­чью произошел инцидент с одним молодым челове­ком из нашей группы. Об этом мы узнали уже дома, во время традиционной встречи через два месяца.

Этот молодой человек был самым тихим и неза­метным среди нас. На банкете, выпив некоторое количество горячительных напитков, он решил прогу­ляться по ночному Колом­бо. Из полуподвальчика одного дома раздавалась музыка, у входа горел ярко-красный фонарик. Не успел он приостановиться, как из дома выскочил мужчина и стал настойчи­во его приглашать войти. Любопытство пересилило, и наш молодой человек решил узнать, что же там такое? В зале было всего несколько человек. Наш товарищ присел на диван у входа, за столик сесть не решился, так как в карма­не оставалась какая-то мелочь. Рядом присел, судя по всему, работник этого заведения и развер­нул веером несколько цветных фотографий моло­дых женщин в неглиже. Молодой человек решил, что ему предлагают купить снимки. Показалось за­манчивым привезти пароч­ку фотографий домой, что­бы потом показывать друзьям. Прикинув, что на эту покупку денег наскребет, он показал на два снимка и попытался их взять. Но служащий сложил все фо­тографии и исчез. Наш мужчина с интересом стал оглядываться вокруг, ожи­дая, что ему принесут завернутую покупку. Но в это время рядом оказались две феи, и он обнаружил их поразительное сход­ство с недавно виденными портретами. И только тут он заподозрил что-то не­ладное. Девушки, улыба­ясь, стали настойчиво его тянуть, каждая в свою сто­рону. Наш удалец попы­тался ретироваться, но был остановлен все тем же служащим. Тогда наш гость стал шарить по карманам, делая вид, что забыл бумажник.

Из заведения он вышел в сопровождении одной из девушек и служителя. Ни­чего не оставалось, как вернуться в гостиницу. Де­вушка пошла в номер вме­сте с ним. На столе оста­валось полбутылки водки, и он сходу опрокинул в себя целый стакан. По его рассказу, с этого момента он ничего не помнил. Дальнейшие события мы узнали со слов руководите­ля группы. Его и переводчика из Москвы разбудили ночью по поводу сканда­ла. Оказалось, что когда девушка разделась, наш Казанова выскочил из но­мера (сработал, как видно рефлекс социалистичес­кой морали). Он ворвался в номер к двум парням из нашей группы и, ни слова не говоря, плюхнулся в кресло. Девица, подождав какое-то время, оделась и пошла выяснять, куда же исчез клиент. Тут уж вме­шались работники отеля У наших представителей стали требовать деньги за потраченное дивой время и пришлось руководите­лям использовать НЗ, что­бы не раздувать междуна­родного скандала.
Ну и смеялись же мы! Только руководитель все повторял: "Мало того, что пришлось отдать весь не­прикосновенный запас ва­люты, так хоть бы в дело, а то ни того, ни другого".
У остальных членов груп­пы от путешествия оста­лись незабываемые, чу­десные воспоминания фотографии, слайды и су­вениры.

И ВСЕТАКИ «ЗОЛОТО» СТАЛО НАШИМ!

(О чемпионате мира по хоккею в 1978 году в Праге)

Наш хоккей! Болельщики семидеся­тых помнят, какие эмо­ции вызывали эти сло­ва: гордость, подъем; мы восхищались наши­ми кумирами, нашей знаменитой сборной! Я не признаю фанатизма ни в каких его проявле­ниях, но мое тогдашнее увлечение хоккеем явно граничило с фана­тизмом. Я боготворила игроков нашей сбор­ной, знала всех не толь­ко в лицо и по фами­лии, но и их хоккейные номера, и манеру вести игру. Я знала все прави­ла и тонкости хоккей­ной баталии, ночи на­пролет сидела перед телевизором, когда ве­лись прямые трансля­ции с чемпионатов.

Это была эра советс­кого хоккея.

Шел 1978 год, и все с нетерпением ожидали начала чемпионата мира, который прово­дился в столице Чехос­ловакии Праге. И вдруг - телефонный звонок моей знакомой из "Ин­туриста":

- Я еду руководителем туристической группы на чемпионат по хоккею. Есть одно резерв­ное место, предлагаю поехать!

Хочу ли я?! Да я пове­рить не могла такому везению! В то время Новосибирск не часто удостаивался чести де­легировать спортивную элиту города на чемпи­онат мира.

И вот мы в Праге. Груп­пу разместили на окра­ине столицы в мотеле "Прага". И начались незабываемые дни. Болельщики тех лет помнят, что наша сборная два года до этих игр хотя и входила в тройку призеров, но занимала в 1976 году второе мес­то, а в 1977 - всего лишь третье. А чехи были лидерами, к тому же в 1978 году отмеча­лось 70-летие чешского хоккея. При таком раскладе надежды на "зо­лото" практически не было, и главной зада­чей нашей сборной было занять хотя бы второе место.

Команду возглавлял В.Тихонов, второй тре­нер - Юрзинов. Это был, пожалуй, последний год, когда команда состояла из одних звезд, и каких! Фамилии Третьяка, Михайлова, Петрова, Василье­ва, Харламова, Маль­цева знал весь мир.

Эти выдающиеся спортсмены, кумиры миллионов зрителей, сделали так много для нашего хоккея, что еще долгие годы их будут вспоминать с огромной благодарностью и лю­бовью.

На чемпионат мира съехалось огромное количество участников, журналистов, туристических групп со всего мира - смешение язы­ков, как при строитель­стве Вавилонской баш­ни. В честь юбилея чешского хоккея были выпущены и продава­лись на нескольких языках роскошно иллю­стрированные красоч­ный альбомы о хоккее, о ведущих командах мира, особенно под­робно - о чехословац­кой сборной. Чехи зара­нее праздновали побе­ду, были изготовлены великолепные хрус­тальные вазы-кубки для каждого члена ко­манды-победительни­цы, причем каждая ваза делалась в един­ственном экземпляре. Предполагалось огром­ное празднество, а что хозяева поля завоюют первенство, никто и не сомневался.

Мы ежедневно присутствовали на двух играх. За нашей груп­пой закрепили места почти над ледовым по­лем у одних из ворот. Заранее заготовлен­ные всевозможные транспаранты очень нам помогали, все ора­ли и скандировали до хрипоты. Туристические группы из России рас­пределили по разным секторам стадиона, так что болельщики разных городов оказались изо­лированными друг от друга. Наша сборная на этом чемпионате была в ударе, но все-таки в первом круге проигра­ла чехам. Борьба была жесткой, силовые при­емы применялись по­стоянно. Под занавес

наши-таки вырвались вперед, им предстояла борьба за "золото" и "серебро" с чехами.

И вот решающая пос­ледняя игра между сборными СССР и Че­хословакии. Наши в лю­бом случае уже имели 2-е место, но чтобы за­воевать "золото", надо было не просто выиг­рать у чехов, а выиграть с перевесом в две шай­бы, на что уж конечно никто не рассчитывал. Наши игроки в этом последнем матче были раскованы, играли сла­женно и легко, терять было нечего, но харак­тер показать хотелось, заставить чехов попо­теть - желание огром­ное. Третьяк в воротах был просто великоле­пен, шайба оказыва­лась в ловушке в самых, казалось бы, убойных моментах. А чехи счита­ли победу уже в карма­не и несколько рассла­бились. В первом пери­оде чехи повели, и все предрекали им победу, но потом наши сравня­ли счет, а в третьем пе­риоде неожиданно вышли вперед 2:1. При таком счете чехи все равно брали "золото". Но что творилось на трибунах. Казалось, что стадион разнесут в щепки, все повскакали с мест, сидеть уже ник­то не мог. Нас предуп­редили, чтобы вели себя тише, но куда там. "Еще, давай, давай, шайбу, шайбу!" - мы уже не орали, а хрипели.

Шли последние мину­ты матча. К Мальцеву "приложились" так, что его вынесли с поля на носилках. Но наших было уже не остано­вить, они завелись, но­сились по полю, как черти. И на последних секундах в ворота чехов влетает третья шайба. 3:1 - и финальный сви­сток! Стадион ахнул, все разом сели, и на какое-то мгновенье наступила полная тишина. Затем взрыв, на льду куча-мала из игроков, а на трибунах болельщики нашей сборной крича­ли, вопили, подпрыги­вали, обнимались, у кого-то на глазах слезы, стражи порядка пыта­ются успокоить, убеж­дают не вызывать экс­цессов.

Зазвучал гимн Советс­кого Союза, мы встали, чехи демонстративно покинули трибуны, не дожидаясь момента награждения нашей сборной. Совершая круг почета, команда оста­новилась перед нашей трибуной и прокричала: "Спа-си-бо!" - отблаго­дарив таким способом нашу группу за активную поддержку. В окруже­нии стражей порядка мы добрались до авто­буса без потерь и почти всю ночь праздновали победу.

И все-таки «золото» стало нашим

Было темно, когда мы приехали в аэропорт Праги, чтобы сесть в са­молет, вылетающий в Москву. Оказалось, что этим же рейсом летит и наша сборная по хок­кею. Четверых пассажи­ров из нашей туристи­ческой группы пригласи­ли в первый салон само­лета. Провести несколь­ко часов рядом с такими выдающимися людьми, с нашими кумирами - это было поистине уда­чей.

Я оказалась в кресле у прохода рядом с Васи­льевым, за ним у иллю­минатора сидел дебютант сборной С.Макаров, а через проход от меня - капитан команды Ми­хайлов, за ним - Петров и один из руководите­лей команды. Передо мной расположились Фетисов и Лутченко. Все выглядели утомленны­ми, расслабленными. После матча они прини­мали поздравления и на взлетное поле приехали прямо из посольства, где отмечали выдающуюся победу наших хоккеистов. Хрустальные уни­кальные вазы и велико­лепные кубки победите­лей покидали пределы Чехословакии.

На ночном взлетном поле было пустынно, рейс был вне расписа­ния, так что посадка прошла спокойно. Вме­сте с хоккеистами летел народный артист СССР Евгений Леонов, специально прибывший в Прагу на чемпионат мира. Команда на па­мять ему подарила хок­кейную клюшку со свои­ми автографами. Он ра­довался как ребенок, го­ворил, что это будет для сына дорогим подар­ком.

На всю жизнь запом­нила я удивительную детскую непосредствен­ность Е.Леонова, его стеснительность, угло­ватость и совершенно уникальную, восхити­тельную улыбку. А еще у меня осталось чувство восхищения от общения с Валерием Василье­вым.

Внешне некрасивый, он произвел впечатле­ние интеллигентного, эрудированного челове­ка, очень обаятельного и простого. Он постоян­но опекал Макарова, ко­торого немного развезло от выпитого шампан­ского, бессонной ночи, эмоций от предстоящего обещанного переезда на жительство в Москву. В.Васильев подарил мне свой значок. У каж­дого члена команды на лацкане пиджака был приколот такой значок, который им вручили в посольстве.

Новосибирцы подари­ли команде свой сувенир: вырезанного из де­рева медведя, отбивающего клюшкой шайбу. Сибирский сувенир дос­тался Васильеву.

Хоккеисты показали, мне совершенно нео­бычные денежные зна­ки - "боны", которые, как сказал Михайлов, им выдали для всей коман­ды. Я поинтересова­лась:

- А что может каж­дый купить на эти день­ги?

- Ну, "Волгу", напри­мер, - ответили мне.

В отделении стюардов лежал с покалеченной ногой Мальцев, ему делали уколы, а рядом по­стоянно находился Цы­ганков, самый красивый игрок команды. Цыган­ков вырос в Сибири, под Иркутском, он очень интересно рассказывал о своем детстве, об ув­лечении хоккеем.

В начале полета было шумно, все делились впечатлениями о про­шедшем чемпионате, вспоминали интересные моменты игры. Особен­но много говорили о последнем матче с чеха­ми, который завершил­ся столь блистательно, принеся нашей команде "золото".

Когда все немного ус­покоились, Лутченко дал мне послушать запись прощального, состояв­шегося перед вылетом на чемпионат, вечера, на котором присутство­вал В.Высоцкий. Магни­тофон был портативный, импортный с маленьки­ми кассетами. Такие сейчас сплошь и рядом, а тогда - были предме­тами гордости их обла­дателей. По записи можно было понять, что это "мальчишник", встре­чались такие выраже­ния и две-три песни В.Высоцкого, которые в то время для широкой аудитории не предназ­начались. Я с огромным удовольствием прослу­шала всю запись с уни­кальными, берущими за душу песнями В.Высоц­кого.

Для меня это был удивительный перелет. Я до сих пор восхищаюсь той сборной командой по хоккею, состоявшей из одних звезд! Они бо­ролись и побеждали. Иногда казалось, что они делают невозмож­ное. Вот и в тот памят­ный для многих из нас 1978 год они сделали невозможное - вырва­ли-таки победу, каза­лось бы, в безвыходной ситуации. И все-таки "золото" стало нашим.

Встреча с Латинской Америкой

В начале 1979 года я сделала заявку на туристическую поездку в Японию своей знакомой из Интуриста, но вскоре она позвонила и сказала, что есть возможность посетить Латинскую Америку: «Япония у нас каждый год, а Мексику – Перу дали в мою бытность первый раз и то набирают полгруппы, так что надо поторопиться с документами, желающих хоть отбавляй». В апреле группа из 21 человека, возглавляемая первым секретарем Центрального райкома КПСС города Новосибирска Василием Ивановичем Алехиным, отправилась в Москву. Там к нам присоединились еще 20 человек из Казахстана. Наш московский гид Изабелла посоветовала по прибытии в Латинскую Америку отказаться от ужинов: питание там дорогое, за короткий промежуток времени между поздним обедом и ранним завтраком туристы, как правило, не успевают проголодаться, и, в основном, все остается на столах, а стоимость ужинов нам возместят местной валютой. Мы с радостью согласились и предусмотрительно запаслись сухим пайком в московских магазинах.

Вылетели из Шереметьево-2 поздно вечером, делая промежуточные посадки на островах: Канадском, Нью-Фаудленде и на Кубе. Трасса проходила над Бермудским треугольником, что как-то будоражило. Мы летели навстречу ночи и, в основном, спали, поэтому никто не заметил, когда пролетали над Бермудами.

До первой посадки нас дважды кормили, причем оба раза каждому вручали по маленькой бутылочке(250граммов) хорошего вина. Около 20 часов полета проходили в темноте, и только на Кубе мы догнали рассвет. На Кубе нас «промариновали» четыре часа в аэропорту, и основательно измученные, мы, наконец-то, вылетели в Мексику. В начале апреля в Москве шел снег, везде была слякоть. Но уже на Кубе мы оказались в тропической жаре. В Мексике же была весна, напоминающая нашу июльскую пору.

Прибыв в Мехико, мы разместились в отеле «Эль-Романо-Диана», недалеко от центра. Столица Мексики оказалась огромным городом с населением 13 миллионов человек, с красивыми современными и старинными зданиями, огромными площадями, роскошными парками. Среднегодовая температура

воздуха - + 27-28 градусов. Центр города расположен на бывшем острове, а остальная часть Мехико – на засыпанном горном озере на высоте три тысячи метров над уровнем моря. Первые поселенцы – ацтеки. Покровительницей города считается церковь Санть-Яго, XIV века. В Мексике различают три эпохи: доколумбийская, испанская и современная. Самая красивая площадь - площадь трех культур.

На туалетном столике гостиничного номера лежала карта центральной части города с указанием нашего отеля – специально для того, чтобы не заблудиться в этом городе.

Однако мы сначала заблудились, но все-таки с трудом, не зная испанского, нашли отель, и лишь потом я обнаружила этот путеводитель.

После завтрака нам выдали валюту - 56 американских долларов – совершенно умопомрачительная для советских туристов сумма – и мексиканские песо за ужины. Мы все почувствовали себя прямо-таки богачами и тут же ринулись в ближайшие магазины и лавочки. Но деньги были выданы на две страны, поэтому тратили пока местную валюту. А мне вдруг захотелось посидеть в небольшом ресторанчике на живописной открытой веранде за бутылочкой пива – прост посидеть, ни о чем не думая, ни о чем, не заботясь, сидеть, пить холодное пиво, слушать незнакомую речь, наслаждаться летним зноем и ничего неделанием. А вокруг все незнакомое, необычное, нереальное. Именно эти мгновения, да жажда нового привлекали меня в этих поездках. Я редко заходила в магазины, не старалась все деньги истратить на покупки, только на подарки сыну.

Мне интересно было, как бы окунуться в иной мир, соприкоснуться с ним, немного даже раствориться в жизни чужого города, чужого народа. Брала с собой кинокамеру и фотоаппарат и старалась запечатлеть все интересное, необычное.

После первого знакомства с мексиканской столицей вечером мы наслаждались прекрасными песнями и темпераментными, зажигательными танцами с чарующими гитарными переборами и звоном кастаньет.

Первое испанское слово, которое повторялось всеми по любому поводу и которое мы усвоили сразу же, было «грация». Произносимое самыми разными оттенками и в различных ситуациях, оно означало «спасибо», и «больше не надо, благодарю вас», и «хорошо, хорошо», и еще массу других значений.

В окружающей обстановке ощущалось что-то южное, знойное, темпераментное, гортанная певучая речь, белозубые улыбки, музыка.

На следующий день нас повезли в город Пуэбло, недалеко от которого располагалась огромная площадь, занятая пирамидами, дорога, которая называлась «дорогой мертвых».

Слово «пирамида» в переводе с индейского означает «место Бога». Самые большие названы пирамидами «Солнца» и «Луны». Мы услышали множество легенд, связанных с этим местом и создание пирамид. Считают, что они построены две тысячи лет назад. В течение тысячи лет здесь жили ацтеки, а затем внезапно покинули эти места. У них была очень ранняя цивилизация. Одной из версий ухода людей была страшная эпидемия. Пирамиды строились в форме луковицы, послойно в семь периодов – по 52 года каждый. Через самую большую из них проходил туннель, сами пирамиды являлись церемониальным местом.

За время пребывания в столице Мексики мы побывали на раскопках, в музеях, в великолепных парках с водными каналами и прогулочными лодками на них, посетили действующие храмы и даже строительную площадку.

Затем предстоял отдых на Тихоокеанском побережье, в роскошном городе миллионеров и богатых американских туристов – Акапулько. – Нас поселили, по их меркам, в довольно скромном отеле. Но нам показался шикарным: красивые номера и индивидуальными верандами и входом во двор, где располагался чудесный бассейн с теплой водой, вокруг разбросаны мягкие красивые кушетки – лежанки, под зонтиками – столики и стулья, а в окружении зелени и цветов – бар и маленький ресторанчик, мы завтракали и обедали. Вечером там можно было заказать бутылочку пива и пепси. Бассейн оказался с подсветкой, а вокруг приглушенный, неизвестно откуда льющийся свет и звон цикад. Вечером, поплавав в бассейне, прямо в мокром купальнике я села за столик с бутылочкой пива.

Удивительная раскованность и отрешенность от всевозможных проблем неурядиц, от нашей вечной гонки. Не надо решать житейские и производственные задачи, а хоть на какое-то время можно почувствовать себя просто красивой женщиной в красивом месте. Сидеть, пить пиво, плавать в бассейне, слушать умопомрачительное пение цикад и отдаленную тихую музыку, вдыхать изумительный аромат тропических цветов и трав, наслаждаться именно этим настоящим мгновением жизни.

Нам предстояли три дня отдыха и развлечений в самом богатом городе Мексики! Вода в океане благодаря теплому течению (плюс тридцать градусов) – бирюзовая и прозрачная, - золотистый песок пляжа излучал жар, как яркое полуденное солнце. А вокруг масса развлечений и соблазнов, которые не входили в стоимость путевки. Одно из них – полет на парашюте – стоило десять долларов. Наша туристка, в возрасте 57 лет, совершила этот полет над побережьем пролива. Она была в восторге что, будучи на пенсии, испытала неповторимое ощущение, и радовалась, как девочка. Мне всегда нравились подобные люди, умеющие удивляться, восхищаться, быть неравнодушными, сохранившие в себе восторженное отношение к жизни, несущее в себе огонек счастья, от которого и другим становится теплее.

А вечером мы были свидетелями потрясающего зрелища, прыжков с факелами с отвесной скалы в воду. Зрители расположились на смотровых площадках. На город опустилась ночь, прожекторы освещали верхушку скалы. И вот на ней появился юноша с бронзовым загаром и раскланялся со зрителями, которые встретили его аплодисментами. В торжественной тишине он совершил молитву, обвязал голову белой повязкой и взял в каждую руку по зажженному факелу. Прожекторы погасли. На отвесной скале, освещаемой факелом, стоял, словно бог красивый загорелый юноша. Вдруг он шагнул к краю скалы и, вытянув вперед руки с горящими факелами в них, прыгнул в узкую расщелину с огромной высоты. Раздался всплеск воды и, на короткий миг нас поглотила тьма. Затем вспыхнули прожекторы, и через некоторое время на скале вновь появился наш герой под шквал оваций. Зрелище было потрясающим.

Подаренная мне судьбой туристическая поездка по Латинской Америке оставил настолько яркие впечатления, что даже теперь, почти два десятка лет спустя, я словно заново вижу эту прекрасную, согретую солнцем и улыбками её людей землю.

Одним из памятных событий стала прогулка на теплоходе вдоль Тихоокеанского побережья. С борта теплохода город Акапулько смотрелся просто великолепно: цветущие сады, современные высотные здания и роскошные виллы в обрамлении пальмовых рощ полукругом опоясывали спокойную бирюзовую гладь океанской бухты. Туристы со всего света развлекались от души: танцы, игры, смех, шутки. Многие с удовольствием фотографировались с «пиратами», которых изображала обслуживающая команда корабля. Все угощались мороженым, пивом, пепси и более крепкими напитками. Даже наши туристы стали более раскованными, почувствовав вкус отдыха. Кто-то прихватил бутылку водки. Мы дружно ее распили, после чего почувствовали себя совсем непринужденно. Прогулка оказалась замечательной!

А вечером предстояло грандиозное зрелище, которое не входило в туристическую программу. Все началось с того, что по прибытии в Акапулько в фойе отеля, на столике я обнаружила программку, где говорилось, что 15 апреля состоится большая коррида с участием мексиканского и испанского матадоров. Попасть на корриду было моей мечтой. С программкой в руках я подскочила к нашим гидам, чтобы выяснить, можно ли посетить это представление. Местный согласился приобрести билеты, при условии, что желающих будет не менее десяти человек. Билет стоил десять долларов, так что мне пришлось изрядно потрудиться, пуская в ход все свое красноречие, чтобы уговорить 18 человек.

И вот мы едем на стадион смотреть Гранд Корриду. По дороге переводчик знакомил нас с особенностью этого вида состязаний. В разговоре он заметил, что нам повезло, такие зрелища бывают редко, а тут еще и с известным матадором из Испании – Альфонсо Мартином. Вот, что я записала в дневнике сразу после возвращения. «Коррида! Для меня это незабываемое, захватывающее зрелище, И пусть простят мои соотечественники, коррида покорила меня. Нет, это – не бойня! Это искусство, это борьба, это колоссальное по своей силе зрелище. Маленький человек, бросающий вызов страху, покоряющий его, возвышающийся над ним. Сколько грации, ловкости, темперамента и собранности одновременно! Сильное, дикое и разъяренное животное борется за свою жизнь и погибает. С каким удовольствием, нет, восторгом и упоением я смотрела на это состязание ума и силы».

Сейчас, по прошествии почти двух десятков лет, когда и кровь уже постыла, и азарт несколько улетучился, вероятнее всего, я по-другому восприняла бы все это, но тогда коррида действительно произвела на меня потрясающе сильное впечатление.

Большая арена стадиона, на котором происходила коррида, было огорожена высокими деревянными щитами, образующими двойную круговую стену с несколькими выходами. Для зрителей на скамьях лежали плоские подушечки для удобства. Шустрые ребятишки разносили напитки мороженое, сладости, фрукты, сигареты. Ожидая начало, я сидела как на иголках.

И, наконец - коррида! Было четыре выхода с участием двух матадоров, четыре действия, четыре быка. Мы узнали, что для корриды специально отбирают самых сильных и крепких бычков, которых затем в течение трех лет выращивают на отдельных пастбищах. Это – мощные, дикие животные. Когда открыли ворота, и на арену выскочил первый бык, он показался мне огромным, по с равнению с изящным невысоким тореро. А шпага в руке последнего выглядела игрушечной. Оказавшись на арене, бык в растерянности остановился и только через некоторое время обратил внимание на трепещущее красное полотнище. И началась игра с быком, точнее сказать, своеобразный танец – грациозный, эффектный и опасный. Именно сейчас он, главный участник действия, должен проявить свое основное искусство, показать твердость руки и храбрость. Точный и мощный удар шпаги в сердце мгновенно убивает быка, который не должен мучиться – это незыблемое правило. Исполнивший этот прием красиво, верно и эффективно награждается овацией зрителей.

В последнем действии при втором выходе испанца произошел срыв. С самого начала все пошло наперекосяк. Бык «не разогревался», почти не обращал внимания на действия матадора. На трибунах стали раздаваться свистки. А когда наступил решающий момент, шпага вошла в тело быка, не задев жизненно важный орган. Безоружный матадор, как простой смертный, резко развернувшись, рванул от быка, побив, вероятно все спринтерские рекорды, и в мгновение ока перемахнул через 2,5 метровую стену. Гнев зрителей был неописуем: на арену полетели откуда-то взявшиеся помидоры, яйца, всевозможные предметы и извлеченные из-под себя подушки. Быка пришлось загонять в ворота всей толпой служащих. Для матадора это был грандиозный скандал. А для нас коррида закончилась неожиданной встречей. На противоположных трибунах мы заметили группу моряков в советской форме. Мы долго не знали, как подать сигнал о том, что рядом с ними соотечественники. Стадион отличался таким запутанным лабиринтом выходов, что добраться до моряков во время корриды было гиблым делом. И вдруг кто-то предложил заорать хором: «Шайбу, шайбу!». Моряки вскочили и прокричали «Ура!».

Позже мы выяснили, что в Акапулько встало н6а якорь научно-исследовательское судно «Башкирия» с сопровождающей подводной лодкой «Сатурн». После нескольких месяцев плавания они впервые сошли на берег и тоже пришли на корриду, никак не ожидая встретить тут советских туристов. На следующее утро наша группа отправилась на теплоход «Башкирия». Удивительное чувство возникает, когда в далекой стране встречаешься со своими соотечественниками, - столько радости и разговоров, как будто после долгой разлуки встретились очень любящие и близкие люди.

Двоим из группы разрешили посетить подводную лодку. Так я впервые попала на столь уникальное сооружение. Нас накормили очень чудесным обедом из даров океана, и мы покинули частицу своей Родины.

А через день оставляли солнечную, знойную, ослепительную Мексику и направились в Перу на знаменитом «Боинге» аргентинской авиакомпанию Летели во втором, менее комфортабельном, салоне. Зато в хвостовой части нашего салона располагался бар. Я присела за стойку на крутящийся стул и купила за доллар пакетик сока с торчащей из него соломинкой. Перелет оказался неутомительным и коротким.

В то время, как в Северной Америке была весна, в Южной, в Перу, - осень. Но мы никакого различия не заметили: такой же, как в Мексике, зной, цветущие кустарники, плоды на деревьях и масса цветов. Столица Перу –Лима- была основана в 1535 году Франциско Писсаро, так, что город сравнительно молодой, с современными зданиями, огромными площадями, но со своей особенностью: при наличии асфальтированных дорог, тротуаров, площадей здесь отсутствовала ливневая канализация, так как совсем не бывает дождей. Нас поразили роскошные высотные гаражи со станциями техобслуживания, где автомобили поднимают на этажи с помощью лифтов.

Позднее на небольшом самолете мы прилетели в город Куско, недалеко от которого расположена Мачу-Пикчу (старая гора), где находиться древний каменный город. При выходе из аэропорта нам предлагали моментальные фотографии. Я не

удержалась и купила снимок, запечатлевший мое прибытие. Но купила я его из-за обрамляющих кадров с видом достопримечательностей этих мест. К Мачу-Пикчу нас доставили по узкоколейной железной дороге в аккуратных вагончиках с мягкими сиденьями. Древний каменный город находился на высоте 2400 метров, на почти недоступной скале, поэтому был обнаружен сравнительно недавно и хорошо сохранился. Туда мы попали в микроавтобусах по бесподобному дорожному серпантину, состоящему из 25 больших витков и множества маленьких виточков. В городе оказался действующий водопровод. Чистейшая вода стекала по уступам и дальше отводилась по каменным желобам. Город расположен террасами, на которых выращивали овощи. Археологи установили, что жители покинули его несколько веков назад одновременно, по незвестной причине. Примечательно, что до сиз пор не обнаружено какое-либо захоронение умерших. Мы ходили по древним улицам, заглядывали в каменные жилища. Рядом плавали облака, где-то далеко внизу была современная цивилизация, но создавалось ощущение нереального, как будто я оказалась на ранее обитаемой, а теперь покинутой планете. Хотелось перенестись на тысячелетия назад, оказаться среди удивительного народа, достигшего такого высокого уровня развития и оставившего после своего таинственного исчезновения уникальные произведения искусства и инженерной технологии. Древние крепости встречались нам по всей территории Перу, но каменный город на Мачу-Пикчу был самым примечательным.

Во время путешествия мы увидели много интересного. Удивительные впечатления произвели на нас заросли кактусов – настоящий непроходимый лес! Огромные зеленые мясистые колонны с торчащими в разные стороны иглами, мощные кусты и шаровидные деревья были похожи на гигантских дикобразов. И все вели! Необыкновенное, роскошное зрелище. А милое домашнее животное – лама, ну, просто покорило всех. Одни виды этих животных используют для перевозки грузов, другие дают мягкую, пушистую шерсть. Их называют альпака.

Перед отъездом, поздно вечером я бродила по улицам Лимы, прощаясь с городом, со страной, с континентом. Вокруг бурлила жизнь: горели огни, сверкали вывески и рекламы, работали магазины, кафе, рестораны. Свой товар предлагали уличные торговцы. На улицах было более оживленно, чем днем. У меня оставалась не большая сумма денег. Захотелось купить что-нибудь на память. На одной из улиц продавались картины местных художников, и я залюбовалась ими. И вот уже двадцать лет я смотрю на чудесный «Уголок Куско», где по улице идут ламы. Это творение неизвестного для меня художника позволяет воспринимать Перу, как реальность, а не как сон или мираж.

...