Родился в с. Тюменцево Алтайского края.

В конце 1930-х гг. семья переехала в поселок Сузун Новосибирской области. В 1941 г. Егоров Г. окончил Сузунскую среднюю школу. 

Пришел в литературу с немалым жизненным опытом. В юности работал грузчиком, трактористом, шофером. В годы Великой Отечественной войны командовал взводом конной разведки, участвовал в боях под Сталинградом, на Курско-Орловской дуге, на Кубани, на Украине. После тяжелого ранения демобилизовался и работал в редакции «Алтайской правды».

Солона ты, земля

Глава третья

Когда небо сильно посерело, Филька направился к штабу, где он обычно ночевал на лавке. К его удивлению, в окнах земской управы все еще горел свет.Военно-революционный комитет заседал всю ночь. От споров охрипли. Большая часть стояла на том, чтобы не уходить от родных сел. Она-то, часть эта, и наседала на Данилова.

- Здесь и стены помогают, - доказывал командир куликовского отряда Белослюдцев. - Куда нам расширяться? И так, смотри, - и стал загибать пальцы, - смотри, сколько восстало: наши сразу, в тот же день три села, потом, смотри, Грамотино, Ермачиха, Корчино. Восстали Мезенцево, Тюменцево и Вылково. Смотри, какой размах. Куда тебе еще шире? Раскорячиться можно, раздеремся, как корова на льду. Свои села надо укреплять хорошенько... Ну я согласен, Боровлянку можно еще взять, Шелаболиху - это не так далеко. А что касаемо Сузунов и вообще правого берега, нечего нам там делать, незачем туда идти. Надо здесь, само сердце оборонять. Мы - сердце: Мосиха, Куликово. Раздавят эти села - хана всему восстанию.

Выступали все. Грамотинский командир Горбачев подступал к Данилову с другой стороны.

- Вот ты, Аркадий Николаевич, говоришь, что надо на правый берег идти. А я спрашиваю: - С чем? С пиками много не навоюешь.

- А здесь с чем останешься? - выпалил Субачев. - Здесь тебе что, пулеметы дадут, пушки, ерапланы?..

- Здесь, милый мой, - дома. А дома, говорят, стены и те помогают. Субачев вскипел:

- У-у, какие вы твердолобые! Уцепились за эти самые свои стены, как малое дитя за цицку, и думают, что за них стены будут воевать!

- Ты, Матвей, не сепети, ты еще молод, - вступился Белослюдцев. - С этим делом спешить некуда - главное, надо подумать хорошенько.

- Больно думало-то у вас неповоротливое... Данилов терпеливо слушал. А когда многие уже порядком поохрипли, он поднялся. Все смолкли, повернулись к нему.

- Слушал я вас, товарищи, и удивлялся, - начал он сдержанно, - удивлялся: взрослые, серьезные люди, многие уже с сединой, а такую ерунду городили - стыдно рассказать Коржаеву, не поверит, что у нас такие командиры... Вот товарищи Белослюдцев и Горбачев особенно рьяно защищали сидячую тактику восстания. Неужели вы, товарищи, в самом деле думаете отсидеться за своими стенами против регулярных войск, вооруженных пулеметами и артиллерией? Не помогут вам никакие стены, даже если это будут и крепостные стены! - Данилов повысил голос: - Одной из причин поражения многих прежних восстаний была пассивность их руководителей. Триста лет назад восставшие крестьяне не взяли Москву только потому, что их вождь Болотников в нерешительности остановился у стен столицы и вместо наступления занял оборону. Полтораста лет назад Пугачев тоже не взял Москву лишь потому, что послушал своих атаманов и полгода просидел под Оренбургом. И высидел на свою голову правительственные войска. Сто лет назад восстали декабристы, вывели полки на площадь в Петербурге и стояли без действия до тех пор, пока их не обезоружили.

- Вот дураки! - воскликнул Ильин. - Надо было и Москву и Питер брать и - концы в воду.

Данилов сделал паузу, осмотрел внимательно слушавших его членов совета. Продолжал:

- Вот и выходит, товарищ Белослюдцев, что поход на правобережье - это не чья-то блажь, как ты выразился, а это наше спасение и единственный путь к нашей победе.

- А почему, Аркадий Николаевич, ты настаиваешь именно на правом береге? - возразил Белослюдцев. - Можно же, в конце концов, расширяться в степь. Тут наш уезд, свои люди. Можно даже идти на соединение к Мамонтову. Зачем же обязательно за Обь лезть?

- Лезть надо затем, что Обь - единственная жила, через которую питается каменоский гарнизон из Барнаула. Эту жилу надо перерезать: поснимать бакены, прекратить движение пароходов. Делать это будут сами жители тех мест. Наша задача - поднять их. А насчет степи - это другой разговор. Но первоочередная задача - Обь. Утром надо выступать на Шелаболиху, а оттуда на Мереть и Сузуны.

- Но ведь не пойдет народ от своих сел, - сделал последнюю попытку убедить Данилова Белослюдцев.

- А ты кто, командир? - зло спросил Субачев.

- Ну командир.

- Значит, хреновый командир, ежели за тобой народ не пойдет. За хорошим командиром всегда люди пойдут.

- Мой отряд завтра пойдет на Шелаболиху, - заявил Ильин.

Горбачев улыбнулся.

- Ты же, Иван, у нас хороший командир, вот за тобой и пойдут, а мы - плохие.

Ильин покраснел.

- Слушай, брось ты свои подковырочки. Пойдет не потому, что я хороший или плохой, а потому, что нам... вот нам, нашей организации верят. Потому и пойдут.

Решили так: Данилов с отрядом Ильина пойдет на правый берег, куликовский отряд Белослюдцева будет нести охрану Усть-Мосихи, а грамотинцы пойдут на Трубачево, поселок Гришинский, Гонохово - вплоть до Гилевки. Алексею Тищенко поручили наладить работу ружейных мастерских и круглые сутки делать пики, сабли, порох и патроны для всех отрядов.

На рассвете разошлись. Ильин сразу же начал готовить свой отряд к выступлению...

5 Рейд по правобережью длился несколько дней. Первой после короткого боя была взята Мереть, затем Малый и Большой Сузуны. В каждом селе проводили митинги. Данилов сорвал голос - выступал по нескольку раз в день. Из Большого Сузуна повернули в глубь территории, на Завод-Сузун (в десятке верст от Оби).

Небольшой поселок среди тайги называли Заводом по старинке. В 1763-1764 годах по екатерининскому указу на слиянии мелководных речушек Пивоварки и Сузунки был выстроен медеплавильный завод. К 1919 году здесь сохранился только один заводской сарай, а самого завода и в помине не было. Но название так и осталось и существовало вплоть до конца 30-х годов. Потомки заводских работных людей жили бедно, они более жестоко, чем коренное крестьянство, притеснялись колчаковскими властями. Поэтому Данилова с отрядом здесь встретили как долгожданного освободителя.

Поход Данилова на правобережье сыграл решающую роль в освободительной борьбе не только Каменского, но более значительного по территории района Западной Сибири. Из Завод-Сузуна Данилов разослал по селам небольшие группы агитаторов не только из своего отряда, но и из местных товарищей И там, где проходили эти группы, как по суходолу, змейкой бежало пламя восстания. В течение нескольких дней восстание переметнулось на Шипуново (в тридцати верстах от Завод-Сузуна), Карасево, на станцию Черепанове. На железной дороге повстанческая волна раздвоилась. Часть ее пошла на Евсино, Бердск, вплоть до самых подступов к Новониколаевску, захватывая близлежащие волости - Медведскую, Бурановскую, Егорьевскую. Другая часть повернула на юг, в район нижнего течения Чумыша, образовав свой отдельный повстанческий центр в селах Видоново, Большой Калтай, Черемушкино.

Здесь, на правобережье, появились свои вожаки, такие как Степанов-Смирнов (в Сузуне), Чанкин (в Карасево), Бураченко (в Черепанове), Шишкин (в Перуново), Пятков и Рыбкин (в Новотроицке), Громов-Амосов (в Большом Калтае).

Если до августа 1919 года с Колчаком боролись только разрозненные партизанские отряды -делали налеты на милицию, на отдельных должностных лиц, - то теперь в борьбу вступили крестьянские массы. На Колчака поднялись все. Западная Сибирь заполыхала.

 легли события Гражданской войны на Алтае, в том числе на сузунской земле. Эта тема пришла к писателю неслучайно. Его отец был сподвижником командира легендарного партизанского полка «Красных орлов» Федора Колядо. Роман приобрел огромную популярность. 

Его продолжением стала книга «На земле живущим» (1988 г.).

Многие герои Егорова имеют реальных прототипов. Например, в повести «Крушение Рогова» показан сложный противоречивый характер одного из партизанских вожаков Алтая - Г. И. Рогова.

Писатель является автором вступительной статьи и составителем книги «Колчак А. В. - последние дни жизни». В ней читатель знакомится с подлинными протоколами допросов Колчака.

Перу Г. В. Егорова принадлежит повесть «Горсть огня», он был составителем сборников алтайских писателей «Цена победы», воспоминаний фронтовиков «Ради жизни на земле» (1975 г.) и ряда других.

Его

Из «Книги о разведчиках»

ПОЕЗДКА В ТУ ЮНОСТЬ

В декабре 1985 года получил я письмо от В. Пономарева из Казани. Письмо как письмо. Начинается обычно, как всегда начинаются письма читателей «Книги о разведчиках»: я – фронтовик, воевал там-то и там-то, книга всколыхнула… После этого обычно идут воспоминания о своих былых походах и боях. Но в этом письме В. Пономарева воспоминания обрываются сразу же после сообщения о том, что автор письма потерял на фронте руку. Дальше пошло совсем необычное: «И совсем неожиданно, даже глазам своим не поверил, вдруг увидел знакомые фамилии – Толя Братцев и Зина Киус. Это же фамилии учеников нашей Сузунской средней школы довоенных лет!».

Короче говоря, автор письма оказался моим соклассником Володей Пономаревым – до войны учились в Сузунской средней школе Новосибирской области…

И началась у нас переписка. Энергичная, заинтересованная: кто из одноклассников, кто из знакомых ребят где сейчас, у кого как сложилась судьба? Письма из Казани в Барнаул и из Барнаула в Казань шли большие, многостраничные, с репродукциями со старых фотокарточек – бесценными для нас и никому из посторонних не нужными. Письма догоняли одно другое. В орбиту нашей переписки втягивались друзья и родственники Володи Пономарева. Время для нас не остановилось. Оно вернулось и вернуло нас с Володей назад. Зачастую в них, в этих письмах, до меня доходили «новости» сорокалетней давности…

Мы с Володей потратили много энергии, разыскивая наших соклассников, выясняя их судьбы. Многих нашли, в основном тех, кто после войны вернулся в родной Сузун. Одни осели здесь на всю жизнь, другие появились на короткое время после войны – отдохнули в родных пенатах, женились и… растворились в миллионном многолюдье нашей огромной страны.

Но кое-кто не вернулся и никогда уже не вернется с войны. Среди них наш учитель-историк Петр Тимофеевич Каратаев (какой он молодой на фотокарточке – будто ровесник наш!), военрук Филиппов (его дети учились с нами вместе. Вместе с отцом ушли и на фронт. Они вернулись а он – нет). Погибли Николай Пимкин, Александр Усольцев. Много погибло ребят – особенно старшеклассников.

И что меня особенно потрясло – погиб мой школьный товарищ и друг Толя Братцев. Родственники Владимира Васильевича Пономарева сообщили, что в Сузуне живет отец Толи Братцева Алексей Дмитриевич. Я прикинул: ему должно быть лет восемьдесят с гаком.

Откладывать встречу рискованно. Я немедленно поехал нему.

Когда-то в дни Сталинградской битвы я представлял себе конец войны так: мы, соклассники и школьные друзья, соберемся все после войны в своей школе единой родной семьей и станем по очереди рассказывать, кто что делал в войну, где воевал и как приближал нашу общую Победу.

Так я представлял. В войну.

Но мы так и не собрались классом в нашей школе, чтобы посмотреть друг другу открыто в глаза и честно отчитаться перед товарищами за свою жизнь. Не собрались. Только наивные юнцы могли мечтать о такой встрече.

И вот сейчас, оставив дома пенсионную книжку (чтоб не жгла руки), еду к отцу своего школьного друга, который сам уже никогда сюда не приедет. Еду в ту юность, которую все мы носим в себе до последних дней своих.

Три часа торопливо стучали колеса. За окном полупустого вагона без конца тянулся лес. Дремучий, сосновый, покрытый снегом, запорошенный недавним бураном.

Алексей Дмитриевич, несмотря на свои восемьдесят пять лет, был еще крепким. На вид не скажешь, что это глубокий старик. Скорее можно сказать о нем, что пожилой мужчина. Я не помню его довоенным – молодежь ведь всегда равнодушна к взрослым, не обращает на них внимания, они для нее «старики». Но когда сейчас посмотрел на Алексея Дмитриевича, ахнул – как здорово был похож Толя на отца! Он подтвердил:

– Да, он был похож на меня. – И задумался. Видимо, уже бессчетный раз за сорок-то с лишним лет…

Мы сидели и читали письма Анатолия отцу с матерью и старшему брату Александру. Писем много. Все они аккуратно собраны. Алексей Дмитриевич, всю свою жизнь проработавший бухгалтером и главным бухгалтером, любит порядок и аккуратность во всем.

Много писем из Томска, где Толя учился с августа 1942 года в эвакуированном сюда Днепропетровском артиллерийском училище. Письма после окончания училища. Письма с дороги на фронт.

В мае сорок третьего (я в это время был на отдыхе в Подмосковье после Сталинграда) гвардии младший лейтенант Братцев принял взвод разведки в артиллерийском полку. Домой, в Сузун, теперь шли фронтовые треугольнички со штампом «Просмотрено военной цензурой».

«Здравствуйте, дорогие мама и папа!

Наконец-то имею возможность написать вам. Во время наступления получил от вас несколько писем. За этот срок у меня произошли некоторые изменения. Нахожусь как раз под городом своего училища. Погода сейчас на Украине самая лучшая. В садах сливы, яблоки, груши, а в Лозовой даже виноград.

Вы не можете себе представить, как нас радостно встречают люди, которые два года были под фашистским ярмом. Слезы, объятия… Эти встречи забыть нельзя, как нельзя забыть и зверства гитлеровцев на советской земле».

По письмам можно проследить мужание девятнадцатилетнего офицера.

– Вот письмо, которое нам прислал командир Анатолия – Поликарпов, – протянул мне несколько обветшалых листков Алексей Дмитриевич. – Все, что тут написано, я знаю наизусть…

«Уважаемый Алексей Дмитриевич!

Сообщаю Вам очень горькую весть. Сегодня погиб Ваш сын Анатолий. Погиб у меня на глазах.

Командование части скорбит о гибели Анатолия. Он был одним из лучших офицеров полка. За форсирование реки Днепр его наградили орденом Красного Знамени.

Анатолий был исключительно храбрым разведчиком, не знающим преград на своем пути. Большое Вам спасибо, Алексей Дмитриевич, за то, что Вы воспитали такого сына.

Похоронен Анатолий в деревне Грошевка, Соленовского района, Днепропетровской области. На могиле установлен небольшой памятник».

Долго мы говорили со старым Братцевым о том о сем – обо всем. Я расспрашивал об одноклассниках своих. Всех он помнит. Весь класс перебывал в их двухэтажном доме – артельным парнем был Анатолий Братцев.

И еще об одной смерти узнал я тут. Зина Киус умерла. Давно умерла. Моя первая тайная симпатия. Никто об этом не знал. В том числе и она не знала.

От Братцевых я вышел во второй половине дня. До отъезда мне хотелось походить по старому Сузуну, посмотреть, повспоминать, постоять у мемориала погибшим сузунцам, поклониться там фамилиям моих школьных товарищей. И я постоял на берегу речушки, где возвышается стела с фамилиями на ней.

Пока ходил по центру поселка, невольно вглядывался в лица встречных, может, кого-нибудь узнаю, с кем учился в одно время в школе. Думал: быть того не может, чтобы не узнал, все равно что-то же останется в человеке с детства на всю жизнь. И вдруг поймал себя на том, что я не на ту категорию людей смотрю. На стариков и старушек с батожками надо бы смотреть, а не на людей в тридцать-сорок лет, надеясь увидеть в них своих семнадцатилетних сверстниц. Боже мой! Как у человека может затормозиться что-то в психике на два-три десятилетия!..

Походил я по районному центру – ничего не осталось старого. Хорошо это или плохо? Наверное, хорошо. И сюда веяние времени дошло. Но не это в течение долгих сорока лет тянуло меня сюда, в эти глухие таежные места. Юность тянула сюда меня. А юности своей я тут не находил.

Эта поездка в Сузун еще раз убедила меня: жизнь человека коротка. Очень коротка. И человек в ней делает не только то, что ему нужно, но и то, что всем, многим людям нужно. Поэтому успевайте, люди, сделать то, что вы хотели сделать для людей! Успевайте!

вышла стотысячным тиражом, она написана на основе военного дневника и рассказывает о героических буднях замечательных людей, с которыми свела писателя фронтовая судьба. Писатель работал над книгой последние 10 лет. 

Она заслужила высокую оценку В. П. Астафьева: необычность повествования, высокие художественные достоинства. В ней можно узнать знакомые всем с детства места родного поселка. В Сузуне прошли годы ранней юности писателя (1937-1941). Он учился в Сузунской средней школе №1, хорошо рисовал. Был постоянным членом редколлегии. Книга проиллюстрирована рисунками автора, взятыми из его военного дневника.

Писатель вел большую общественную работу: около 20 лет являлся уполномоченным Литфонда СССР по Алтайскому краю, был Членом редакционного Совета краевого книжного издательства. Удостоен диплома Союза писателей России, Заслуженный работник культуры.

Георгий Васильевич Егоров умер 28 февраля 1992 г., похоронен в г. Барнауле.